Вадим Трунин - Портрет моего отца

Подполковник медленно шел вдоль строя, вглядываясь в лица, потом остановился и сказал:

— Ну вот, солдаты! Я думаю, мы хорошо поработали. И я вам прямо скажу — жаль расставаться с вами. Ей богу, жаль! Ну, да что поделаешь. Я надеюсь, что в памяти у вас навсегда останутся эти года и этот мост на БАМе. Надеюсь, что вы получили хорошую закалку и там, на гражданке, будете так же самоотверженно трудиться на благо Родины, как работали здесь, в десантном отряде. Всего вам доброго, сыпки! И будьте счастливы!

Офицер скомандовал:

— Смирно! Равнение на знамя! Шагом марш!

Строй, чеканя шаг, прошел мимо развернутого знамени и распался около вагонов.

Несколько человек, в том числе Коля, окружили подполковника. Он жадно курил и слушал и не слушал, что ему говорили. Потом повернулся к Коле:

— А может, все же останешься на сверхсрочную, Бурлаков? Вон твой друг остается, — кивнул он в сторону Мартынюка, стоявшего рядом со своей «лапочкой» неподалеку. «Лапочка» была в пальто, которое едва сходилось на круглом животе. — Как же он без тебя? Скучать будет, небось.

— Ничего, утешится как-нибудь.

— Это верно. Ну, а куда ж ты теперь? В теплые края поедешь, погреться?

— Я к маме поеду, товарищ подполковник. В Красноярск.

— Что ж, это правильно. Передавай ей привет! Ну, протай. И подполковник отошел.

Ожидавшие этого Мартынюк и «лапочка» подошли к Коле.

— Эх, все-таки зря уезжаешь, — сказал Мартынюк. — Прапорщикам сейчас самая жизнь. А я тебя никогда не забуду. Детям своим расскажу, как ты спас их отца. Первого мы решили Ваней назвать. В твою честь. Правда, лапочка?

— Правда, — подтвердила «лапочка».

Тепловоз предупредительно загудел. Коля, поколебавшись секунду, обнял Мартынюка, поцеловал «лапочку» в румяную щечку и пошел в вагон.

Коля проехал половину Сибири и сошел с поезда на вокзале Красноярска. Еще в окно он увидел маму, которая с волнением смотрела на вагоны. В руках у нее букет гвоздик. Что-то очень чужое, Коля не сразу понял, что именно, было в пей. Он вышел на платформу и увидел маму со спины, в дорогой шубке и шапочке, в сапожках на высоком каблуке — все это он никогда раньше на ней не видел — вот это и было чужим.

— Мама!

Она порывисто обернулась, подбежала к нему, улыбаясь радостно и вместе с тем виновато, поцеловала сына, вручила цветы и хотела взять чемодан.

— Да что ты, ма? — Коля поцеловал ее в щеку, вернул цветы.

— Пошли? — Мама подхватила его под руку, и они пошли к выходу.

— Коленька, — сказала она у выхода, — я тебя сейчас познакомлю с человеком, который… Ну, в общем, со своим мужем. Ты, пожалуйста… будь с ним… я не знаю…

— Мама, ну не волнуйся ты, я ведь уже не маленький.

— Да. Но как же не волноваться? Он хороший человек, в общем. И, главное, он любит меня, мне кажется. Я думаю, вы с ним подружитесь. Я хотела бы…

Они прошли мимо очереди на стоянке такси туда, где выстроились в ряд частные машины.

Еще издали Коля увидел за стеклом красных «Жигулей» круглое лицо и подумал почему-то: только не он. Но именно он вышел им навстречу из машины.

«Хороший человек» оказался невысоким полным лысеющим мужчиной, лет сорока пяти — пятидесяти. Взгляд его маленьких умных глаз был немного напряженным, но он дружески протянул руку и сказал спокойно:

— Здравствуйте, Коля. Меня зовут Леонид Максимович. Мама, наверное, забыла вам об этом сказать. — И только, быстрый взгляд в сторону матери выдал его напряженность.

— Здравствуйте, — Коля пожал мягкую пухлую руку.

— Давайте ваш чемодан, — Леонид Максимович взял Колин чемодан, обошел машину и открыл багажник.

Мама успела заискивающе взглянуть на сына и спросить:

— Ну как?

Коля неопределенно пожал плечами.

Леонид Максимович захлопнул багажник, зашел с той стороны, куда садятся пассажиры, открыл дверцы и пригласил:

— Садитесь.

Подождал, пока мама и Коля уселись, закрыл за ними дверцы.

Мама обернулась к сыну: вот видишь.

Поехали по улицам города. Движение было интенсивным. Леонид Максимович вел машину со спокойной уверенностью профессионала. Когда выехали на прямую, он наклонился, нажал какую-то кнопку, и за спиной Коли прямо ему в ухо запела «АББА». Коля обернулся, увидел магнитофонные колонки. Повернувшись, встретился взглядом с Леонидом Максимовичем в зеркальце заднего вида.

— Сделай потише, пожалуйста, — сказала мама.

Леонид Максимович послушно убрал звук. Мама обернулась:

— Господи, даже не верится. Если бы ты знал, как я соскучилась, как я рада видеть тебя!

Коля улыбнулся в ответ.

Въехали на длинный высокий мост, под которым стремительно мчалась вода большой и сильной реки.

— Вы никогда не бывали раньше в нашем городе? — спросил Леонид Максимович.

— Нет.

— Он вам понравится. С тех пор, как поставили плотину в Дивногорске, Енисей у нас не замерзает даже в самые лютые морозы.

Остановились у нового многоэтажного кирпичного дома на тихой улице.

— Ну вот, приехали, — сказала мама.

Леонид Максимович перегнулся и открыл ей дверцу.

— Вы идите, а я поставлю машину и принесу чемодан, — сказал он.

— Хорошо, Ледик, а ключи?

— У тебя же свои.

— Ах, да.

Когда они поднимались в лифте, мама сказала:

— Он работает на строительстве. Очень много работает.

Обитая искусственной кожей дверь была заперта на три замка, и маме пришлось повозиться с ними, пока открыла.

— Надо ему сказать, чтобы сменили нижний замок. Все время заедает. Проходи. Раздевайся. Ты прости, но только сапоги надо снять. Эти проклятые ковры так трудно чистить.

Коля снял шинель и повесил на вешалку с зеркалом. Мама еще раньше сняла и убрала в стенной шкаф свою шубку, быстро переобулась в тапочки с белым мехом. Коля сел на пуф, обтянутый той же искусственной кожей, стянул сапоги, размотал портянки и торопливо засунул их в голенище поглубже. Остался в носках. Пока снимал сапоги, успел рассмотреть длинный и стерильно чистый коридор со стенными шкафами, дверцы которых были тоже обтянуты кожей, эстампы на противоположной стене между дверьми. Дверей было много, но Коля разобрался, что комнат, по-видимому, было две.

— Я тебе сейчас Ледика старые тапочки дам, — сказала мама и поставила перед ним вельветовые тапки со смятыми задниками. Коля вздохнул и сунул в них ноги.

— Проходи сюда, — сказала мама, открывая одну из дверей.

В просторной комнате па полу лежал толстый ковер. Мягкий свет сквозь золотистые шторы освещал полировку мебели. За стеклом серванта был виден искрящийся водопад хрусталя. В шкафу напротив — строгие ряды подписных изданий. Плюшевый диван и кресло уютно окружали журнальный столик, на котором сверкала идеально чистая пепельница. В углу стоял большой телевизор, а рядом с ним — длинная тумба заграничного радиокомбайна.