Валентин Ежов - Первая Конная

Буденный встал.

— Спасибо! — сказал он. — Только прошу награды вручить мне после боя, как и всем бойцам.

— Ур-р-а-а-а!..

— Ребята, — повернулся к бойцам командарм. — Революция дала вам оружие. Не для форсу перед бабами взяли вы его в руки, а для того, чтобы врага победить и быстрее вернуться к детям нашим, в станицы родные, где земля непаханая тоскует, а в домах ваших разоренных жены нутро свое бабье сушат, вас дожидаючись! А для этого нужно одно — победа!

— Ура! — ответили ему сомкнутые ряды. — Даешь победу!

Автомобиль тронулся к мосту.

Почерневшая река шумела и закручивалась в пенистые узлы между опор шаткого моста. Лошади, похрапывая, косились на бежавшую внизу темную воду.

Стоявший у перил Сурков кричал молодому ездовому в расстегнутом шлеме:

— Куда ты прешь? Куда?! У тебя ж колеса по краю. Держи к середке.

Парень ударил приседавшую лошадь плетью, и она, зло прижав уши, катая клубки мускулов на широкой, мокрой от пота груди, потянула орудие на середину моста. Мост скрипел и шатался.

Тогда эскадроны развернули штандарты и, не дожидаясь команды, вплавь пошли через реку. Вода вспенилась и закипела между тысячами лошадиных ног.

Река усеялась черными квадратами тачанок.

Вслед за лавиной конницы пошли батареи.

Бойцы пехоты несли в руках орудийные и пулеметные замки, тяжелые снаряды.

Гул, свист, ржанье лошадей и звонкая ругань неслись в плотном тумане. Погода благоприятствовала.

Уже на другом берегу, на спусках и подъемах балок, артиллерия, пулеметные тачанки, повозки с боеприпасами и санитарные фургоны вязли в густой цепкой грязи.

Лошади батарейных упряжек выбивались из сил.

Плотный туман закрывал серой пеленой притихшие перед атакой полки.

Машина реввоенсовета фронта стояла на пригорке.

— Скажите, — спросил Сталин, опуская бесполезный бинокль, — вам бывает страшно?

— Нет, — ответил Буденный.

В стороне от них сосредоточился командный состав армии. Все курили, шел тихни разговор, и только командарм не опускал бинокля.

— Храброму легче, — усмехнувшись, добавил командарм. — Храбрый умирает один раз, а трус — столько раз, сколько пугается. Вы бы уехали, — предложил он.

— Нет, — ответил Сталин. — Я хочу увидеть бой.

— Интересного мало.

И тут к ним подъехал казак — Пашка Тихомолов. Он сошел с коня и пошел к командарму, тронул за стремя. Буденный склонился к нему, о чем-то тихо и коротко переговорили.

— Нету у меня, — распрямившись, громко сказал командарм.

Но Пашка не уходил.

— Офицера привезу… — сказал он.

— Сказано — нету! — отмахнулся Буденный и пожаловался Егорову: — Как ни бой, так патроны с-под нагана канючит. А где их взять, патроны? У меня на две обоймы всего.

— Зачем они ему? — спросил Егоров.

— Да он за офицерами охотник, — пояснил Буденный. — Таскает их из рубки, как чертей из омута.

— Так я дам, — сказал Егоров и протянул Пашке вощеную коробку.

— Благодарствую, — Пашка сунул коробку в карман. — Офицера привезу… — снова пообещал он и пошел к коню.

Буденный смотрел ему вслед и вдруг спросил:

— Пашка, а ведь я тебя на эскадрон ставил?

— Не, — ответил Пашка, — нам это ни к чему, нам в рядовых сподручней.

— Ну, иди, иди… — улыбнулся Буденный. — Сверхгерой!

В неглубокой лощине застыли упряжки тачанок.

— Да ты послушай, — говорил Матвей. — Антанта это, стало быть, английские и французские буржуи шлют Деникину всякое барахло, обмундирование, снаряды, сахар, какаву. А мы налетим и отнимем. Гляди, какой френч отхватил!

— Важнецкое сукнецо!

— Будет нам какава, — сказал чей-то голос, — и сукнецо будет. Все здесь останемся. Их, говорят, здеся такая силища будет…

— Это кто ж такое говорит? — грозно спросил Матвей. — Ты, заячья душа, понимаешь, что говоришь?

— А что? Я свою мнению высказал, — опасливо проговорил казак.

— Да я зараз с потрохами вышибу такое твое мнение! — возмутился Матвей,

В стороне от первых шеренг развернулись санитарные фургоны.

— А Сурков мне предложение сделал, — сказала Дуська.

— Ну?! Кога? — в один голос вскрикнули Поливка и Варя.

— Нынче. Приходит это, знаешь, сапоги начистил. Позвольте, говорит, Авдотья Семеновна, с вами объясниться… В общем, насчет всяких уз толковал.

— А ты?

— Я? — переспросила Дуська. — Я завернулась и пошла!

Пашка набивал патронами обойму.

— А ежели они без погон или темно, скажем, как их отличишь? — пытал его молодой казак.

— Первым делом, — ответил Пашка, — на хвосты смотри, они их не режут, а мы стрижем под бабки. А вторым делом — на винтовки: они их через правое плечо носят, а мы — через левое.

— А если он без винтовки? — спросил молодой.

— Тогда он, миляга, сам тебя отличит,

— жестко сказал Пашка, ковыряясь с патронами. — Отличит, да так, что никаких сумленьев!

Туман редел. Теперь уже только клочья пелены плыли над степью.

— Говорят, деникинские офицеры избегают с вами встреч, — сказал Сталин. — Жребий тянут, кому идти. Они утверждают, что ваши бойцы — фанатики. Рубятся до последнего.

— Тише… — Буденный поднял руку.

— Что? — тревожно спросил Сталин.

— Скворцы поют, — ответил командарм. — Значит, будет ясная погода. Донская примета. Скоро развиднеется, не опоздать бы. Пожалуй, начнем. — И он махнул рукой.

Тут же вперед выступили трубачи, и топкий серебряный звук, подхваченный полковыми трубачами, полетел над бесконечной линией замерших перед боем эскадронов.

Разузданные кони, щипавшие траву, разом вскинули головы и настороженно застыли.

Бойцы поднялись.

Все смотрели вперед. Но впереди была сплошная полоса рваного тумана.

— Да, — сказал казак, — положим нынче головы, дорогие товарищи начальники, за народное дело. Не увидим новой, светлой жизни…

— Не зуди, сачок, — оборвали его.

— Разбирай коней! Подтянуть подпруги!..

Жаворонок выпорхнул из кустов и тревожно забился над людьми.

— За гнездо тревожится, — сказал боец.

— Нехай перетерпит. И для него, небось, ковыряемся…

— Зябко что-то мне, — сказал казак.

— Щас согреешься…

— Эй, — кричал взводный, — пораспустили коней. Не дай нагибаться. Заподпружить!..

— Тпру. Стой…

Туман редел и клубился в сырых лощинах.

— Топчи огонь. Соблюдай маскировку!

Бойцы тушили редкие костры.

— Чего бы я съел, ребята… — мечтательно протянул боец в кубанке. — У нас дома аккурат в это время цыплят режут…

— Заткнись, и так тошно.

Филька-казачок устраивался на козлах тачанки. В карманах его что-то лязгнуло. Матвей испуганно отодвинулся.

— Слухай, Филька, ты ентими гранатами не шуткуй. Себя распотрошишь и людёв покалечишь.

— Поедем, што ль? — строго спросил усатый батареец повозочного деда, дремавшего на козлах. — Поедем или дремать будем?