Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник)

Мы проезжали мимо здания Нью-Йоркской биржи.

— Вот здесь мне дали миллион долларов, — меланхолично заметил Роланд, — а через месяц все забрали обратно.

Я не могла представить Роланда с его вялостью среди биржевых маклеров.

— И долго ты играл на бирже?

— Год, — ответил он. — И таксистом я работал… Полгода, наверное, тяжелая работа. От вибрации я очень уставал…

Джерри ждал нас в монтажной. Он был не такой веселый, как обычно.

— В русских магазинах на Брайтоне уже продают видеокассету с "Маленькой Верой", откуда они могли взять копию?

Джерри еще не приступил к распространению видеокассет с фильмом, субтитры еще не были готовы, да и длина еще не та…

— Стефани придумала, где можно сократить! — добавил он. — Всю сцену на корабле, где они выпивают и арбуз едят, а Блу забирает мужчина с цветами.

— Нет!!! — закричала я. — Эту сцену выбросить невозможно! Она такая красивая!

Кроме того, у меня к этой сцене особое отношение. Я ее переписывала раз десять.

Джерри и Стефани стали давить на меня с двух сторон, объясняя, что в какой-нибудь Оклахоме подросток, пришедший посмотреть кино, ничего в этой сцене не поймет.

А что понимать-то?

Ну выпили ребята. А Вера осталась без подруги.

Поздно вечером интервью у меня брала русская журналистка для нью-йоркской русской газеты.

— Месяц назад я познакомилась с Натальей Негодой и разговаривала с ней. Ваш муж выбрал ее на главную роль в картине, потому что она похожа на вас?

Я подавилась чаем.

Такого я еще не слыхала!

Если мы чем-то и похожи с Негодой, так это тем, что у нас по две руки, две ноги, два глаза и т. д., а также пол у нас с ней одинаковый — женский. А в деталях: она меня ниже на голову, тоньше в два раза и в четыре раза темпераментней.

— Я предупредила Джерри, что в русских магазинах на Брайтоне продается кассета с вашим фильмом. Я настоятельно советую вам туда поехать, позвать хозяина магазина и потребовать с него, как минимум, две тысячи долларов!

— Обязательно сделаю это, — согласилась я.

До Брайтона ехать два часа.

Хотела бы я посмотреть на того хозяина магазина, который сразу выложит доллары кашляющей замотанной советской женщине только за то, что она хрипло произнесет: "Я автор этого фильма! Деньги на прилавок!"

— Давайте я покажу вам ночной Нью-Йорк, — предложила журналистка. — Через 20 минут у меня встреча с ленинградским оператором из передачи "Пятое колесо", мы с ним пойдем снимать беседу с хозяином знаменитого ночного клуба, лотом поедем в другой клуб, там нас ждут позже.

На первой же минуте знакомства оператор ленинградского телевидения попытался выпросить у меня сигарету.

— Сейчас я куплю тебе сигарет, — русская журналистка побежала к киоску.

Мы ждали ее в такси. Оператор принялся жаловаться, как надоела ему эта Америка, он здесь уже три месяца и никак не может вылететь домой к жене и детям. От него сильно пахло спиртными напитками, а голова клонилась к лежащей на коленях большой видеокамере.

У знаменитого клуба стояла толпа. Выкрикивая имя хозяина, русская журналистка протиснулась ко входу, за ней на нетвердых ногах оператор с камерой на плече.

Наконец вошли.

Музыка гремит, свет мигает, дым клубится, оператор шатается, но, включив над объективом лампочку, честно снимает панораму по лицам.

Наконец нашелся хозяин. Он повел нас на второй этаж, где напротив бара сломана стена, а обнажившиеся вентиляционные и канализационные трубы были облицованы синими, желтыми и красными неоновыми лампами, узкими и длинными. Это было необычно и красиво светилось в полумраке помещения.

Хозяин ночного клуба поставил перед нами стаканы с виски. Русская журналистка начала интервью, представив меня и оператора, который оторвался от глазка камеры и хищно смотрел на выпивку. Журналистка объяснила, что хозяину клуба выпала большая честь быть представленным советским телезрителям в одной из самых прогрессивных программ русской перестройки. Русские люди стали очень открытыми и все чаще интересуются американским образом жизни… Эту светскую беседу мне переводили отрывками. Хозяин, сорокалетний здоровенный блондин, грубостью черт лица напоминающий финского лесоруба, вдруг обратился ко мне:

— А вот если открыть такое заведение в Москве, молодежь будет его посещать?

— Безусловно! — согласилась я.

— Может быть, имеет смысл мне этим заняться? Я буду первым американцем?

— Несомненно! Обязательно займитесь этим!

Оператор опять зажег лампочку над объективом и принялся нас ослеплять, снимая то одного, то другого, потом прошелся вокруг бара, заснял мерцающие неоном трубы.

Беседа длилась часа два. Хозяин никуда не спешил. От грохота я сильно устала В дискотеке нельзя общаться, надо только дергаться в такт музыке, иначе свихнешься. Но сил, чтобы дергаться, да и желания не было…

Наконец мы ушли из этого знаменитого клуба.

Светлые волосы русской журналистки растрепались, щеки раскраснелись, но она не обращала на это внимания. Походка ее стала нетвердой.

У клуба стояли такси. Она забралась в одно из них. Оператор полез было на переднее сиденье, но в Америке это не принято, и таксист начал ругаться, журналистка огрызалась ему в ответ. Так они препирались визгливыми голосами минут пять. Оператор включил камеру и свет, направил объектив на таксиста. Это еще больше разъярило его.

Оператор уселся рядом, завозился с камерой, чем-то пощелкал.

— Поехали, — по-русски сказала журналистка и слабо махнула рукой. Машина неуверенно тронулась с места.

— Хорошие сегодня были съемки, — сказал оператор прогрессивной передачи "Пятое колесо", — жаль кассету с пленкой забыл в камеру вставить…

Таксист несколько раз повторил один и тот же набор английских слов.

— По-моему, он спрашивает нас, куда ехать? — предположила я.

— Ну я не знаю куда! — раздраженно ответила журналистка.

— Вы говорили, у вас где-то еще одна встреча, вас где-то ждут?

Она тяжело вздохнула:

— Нигде нас не ждут… Никому мы не нужны…

— Бродвей, — сказала я таксисту и, когда более или менее начала ориентироваться и узнавать места, расположенные рядом с домом, где жила, я вышла из машины, покинув эту печальную пару.

Джерри надоело со мной спорить.

Пора было отправлять меня обратно в Москву.

— Все! — сказал он. — Даю тебе пять тысяч долларов, а ты мне эту сцену на корабле.

"Стоит ли эта сцена пять тысяч долларов? — медленно подумала я. — И можно ли вообще сцены из гениального фильма мерить долларами?" Я так устала, что, если бы Джерри предложил мне в обмен на эту сцену еще и дом в Калифорнии, я, наверное, так же вяло реагировала бы.

— Ужасная страна Америка, — заметил Роланд. — Вот я в ней жил, жил, а потом однажды повесился.