Юрий Нагибин - Мартин Андерсен-Нексе

Положение спасает запоздавший воспитанник. Он прошмыгнул в зал — огненно-рыжий, веснушчатый крепыш с блестящими зелеными, как у ежа, глазами, полными любопытства и готовности к чуду. Он увидел коренастого, красивого человека с седыми легкими волосами и молодым, сейчас притуманившимся взглядом и влюбился в него всем своим огромным сердцем.

— Папа! — вскричал он упоенно, кинулся к Нексе и повис у него на руке.

Его крик словно расколдовал это сонное царство.

— Папа!.. Папа! Наш папа приехал! — закричали обездоленные дети и окружили Нексе.

Он был сильным человеком, но тут не выдержал и заплакал…

…В тот вечер долго не давали отбоя ко сну в детском доме. Нексе с ребятами сидел в физкультурном зале перед чугунной, докрасна раскаленной печкой. Он рассматривал рисунки местного художника Бори Иванова. Была тут и учительница немецкого языка, помогавшая общению детей с писателем.

— Ну, а это кто? — спрашивает Нексе о красивом всаднике с шашкой на боку, вздыбившем вороного коня.

Боря Иванов молчит, потупившись.

— Это он тебя так нарисовал, — выдала секрет девочка, говорившая приветственное слово.

Иванов с ненавистью посмотрел на нее.

— Вон ты меня каким красавцем представлял! — сказал Нексе. — А я старый, седой и без шашки.

— Я теперь иначе нарисую, — пробурчал Иванов.

— Подари мне этот рисунок, — попросил Нексе.

— Нет! Это глупость! Я новый подарю.

— На конях я никогда не скакал, — говорит задумчиво Нексе. — А вот на быках и волах верхом ездил. Я в детстве пастушонком был, пас большое хозяйское стадо. И очень дружил с одним быком и одним волом. И ездил у них на голове между рогами.

Дети слушают вежливо, но как-то равнодушно.

— У меня было тяжелое детство. Я батрачил на хуторян. Плохо питался и оттого, наверное, плохо рос. Вставал затемно и бежал босиком через заснеженный двор…

Его удивило выражение отчужденности и скуки на лицах детей. Ему-то казалось, что он нашел путь к их сердцу.

— Папа, — проникновенно сказал рыжий мальчик, — мы про бедность и голод все знаем. Расскажи нам про красивое.

— Я видел мало красивого в жизни, — тихо сказал Нексе.

— Ну, придумай, ты же писатель.

— Я не такой писатель. Я умею только про то, что сам видел… — Он улыбнулся. — В Дании был другой писатель, тоже Андерсен. Но без Нексе…

— Ой, я его читала! Про русалочку! — воскликнула выступавшая девочка.

— Вот-вот! Уж он-то умел выдумывать. Он выдумывал самые красивые сказки на свете… Знаете вы про Снежную королеву?..

…Директор детского дома, дежурный воспитатель и кто-то из учителей томятся возле закрытых дверей физкультурного зала.

— Ребятам спать пора, — нудит дежурный воспитатель.

— Ребята — ладно. Разок недоспят, — отзывается директор. — Нексе замучили. Он, поди, устал с дороги. Ведь не мальчик!..

— Вы должны вмешаться, — решительно говорит молодой учитель. — Гость не обидится, поймет.

Директор Дома подходит, осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в физкультурный зал. Но никакого зала нет. Есть лунное завьюженное таинственное пространство и несущиеся сквозь него оленьи упряжки. В передней упряжке — прекрасная женщина в белой одежде с короной на голове. Директор тихо притворил дверь.

— Никого нет, — говорит со странной улыбкой. — Они все в сказке…

В скромном директорском кабинете, отапливаемом буржуйкой, сидят Нексе и директор детдома. Разговор между ними идет по-немецки.

— И все-таки, товарищ директор, — говорит Нексе, — я возвращаюсь к своей просьбе: купить детям валенки.

— Где их взять? — разводит руками директор. — Только у частников. Валяет валенки одна тут артель, но цены у них страшные.

— Я не из пугливых, — говорит Нексе. — Мне выплатили гонорар за книгу, деньги со мной. Можем мы считать, что с этим вопросом покончено?

Директор делает жест, означающий — воля ваша. Нексе заглядывает в записную книжку.

— Теперь насчет рыбьего жира. Детям необходимо давать рыбий жир.

— Да где ж его взять? — безнадежно разводит руками директор.

— Артели по рыбьему жиру нет? — улыбается Нексе.

— Наверное, есть, но только не в Самаре.

— Рыбий жир я пришлю из Дании. Довольно пакостный, плохой очистки, но другого сейчас не достать.

— Мы и такому будем рады, — уверяет директор.

— Я налажу ежемесячные посылки — продуктовую и вещевую. Только очень прошу сообщать о ваших нуждах. Все мои гонорары за советские издания будут перечисляться на текущий счет детского дома.

— Неплохого папу приобрели наши ребята! — благодарно говорит директор.

В кабинет заглядывает воспитатель:

— Товарищ директор, публика волнуется. Артисты тоже.

— Да, да… Товарищ Нексе, нас приглашают на концерт, который ребята дают в вашу честь.

Воспитатель протягивает Нексе художественно оформленную программу концерта (эта уникальная программа сохранилась до настоящего времени).

Вот эта программа:

1. Интернационал.

2. Победим голод — водевиль.

3. Стенька Разин — инсценировка.

4. Барин — хоровое пение.

5. Балет.

6. Спортивные выступления.

На фоне программы звучит «Интернационал».

А затем был странный водевиль «Победим голод», где рыжий мальчик и художник Иванов героически одолевали страшное чудище голода.

И был «Стенька Разин» с выбрасыванием в Волгу худосочной малолетки — княжны.

А во время хорового пения директор покинул зрительный зал и по старому деревянному телефону созвонился с артелью, изготовляющей валенки.

— Есть у вас валенки? Много. Шестьдесят пять пар… Что? Да, разбогатели — берем за наличные. Не мешало бы малость скинуть оптовикам… Ладно. Нет, обязательно сегодня… И крайне срочно…

Он вернулся в зрительный зал, когда тощие, полуголодные, с синей пупырчатой кожей «балерины» исполняли танец маленьких лебедей.

…По окончании спортивных выступлений участники концерта одевались в костюмерной.

— Папа завтра уезжает, — грустно вспомнил Рыжий.

— А мы даже проводить не сможем, — вздохнул художник Иванов.

— Это кто не сможет? — вскинулся Рыжий! — Я все равно пойду!

— Не пустят. Двери запрут.

— А окна на что?

— И я пойду! — воскликнул Иванов.

— И я! И я! И я!.. — подхватили другие ребята. Показалась голова воспитателя.

— Товарищи артисты! Прошу в каптерку. Валенки привезли.

…В каптерке идет раздача валенок. Ребята вне себя от счастья. Ведь это не просто теплые обутки, это улица, воля, снег, катание с крутых волжских берегов на лыжах и санках, это новая, прекрасная жизнь. И рыжий паренек с нежностью прижимает к себе ужасные, волосатые, немыслимого цвета валенки, и не может ими налюбоваться.

— Хорошие валеночки! — почти поет он и — деревенское дитя — добросовестно добавляет: — Но плохие!