Юрий Нагибин - Белая сирень

За столиком кафе сидит Наталья и пишет письмо. На столике кофейник, молочник, чашка, пирожное с кремом.

Голос Натальи. Мы уже в Копенгагене. У Сережи тут три концерта. Он совсем загонял себя. Вы же знаете, какой он максималист. Не встает из-за рояля по восемь часов в день и все недоволен собой…

Сатины за столом, слушают письмо Натальи, которое вслух читает Соня. Мы не видели стариков Сатиных с ивановских дней. Они очень сдали: постарели и обхудали. Как на всех бедных, некормленых, а потому мерзнущих людях, на них надето много тряпья. В отличие от них Соня к своему обычному стародевическому туалету: черная юбка, белая кофта и шнурованные ботинки до колен — добавила лишь старый ватник. Перед каждым стакан травяного чая, в хлебнице тонко нарезанный хлеб из отрубей и жмыха, в вазочке — какая-то маслянистая масса.

Соня(читает письмо). «…А я считаю, что он достиг предела технического совершенства. И не я одна, но ведь Сережу не переубедишь. Сейчас я сижу в кафе — короткая остановка на пути к новым поискам жилья…»

Варвара Аркадьевна. Представляю себе, как достается Наташе! Эти бесконечные переезды!..

Соня. Сереже достается не меньше.

Сатин.Бедные детки!.. (Жене.) Варенька, сделай мне еще бутербродик с вазелином.

Соня. Возьмите мой, папа. Я не трогала.

Сатин(забирая бутерброд). Тебе надо лучше питаться, девочка. Ты совсем отощала.

С аппетитом ест бутерброд, запивая какой-то зеленой жидкостью из стакана тонкого стекла в массивном серебряном подстаканнике. Входит Марина. На ней — грубая кондукторская шинель. Она распахивает полы: изнутри к шинели пришиты большие крючки, на которых висят грязноватые мешочки. В одном оказалась мороженая картошка, в другом — серая мука, в третьем — морковь, в четвертом — ребра конины.

Варвара Аркадьевна. Кормилица ты наша! Откуда такое богатство?

Марина. В Лихоборах была. Добрые люди место указали. В овраге, в кустах дали, на виду нельзя — убьют.

Варвара Аркадьевна. И много взяли?

Марина. По-божески: платье шерстяное и браслетку. Денег теперь вовсе не берут. Все золото спрашивают.

Соня. Мы письмо Наташино читаем.

Марина. Ох, наконец-то! Как они там?

Соня(читая письмо). Собираются уезжать в Америку.

Варвара Аркадьевна.Это опасно! Немецкие подводные лодки, мины! Как легкомысленно со стороны Сережи подвергаться такому риску.

Сатин.Бог милостив! Мариночка, отрежь мне кусочек сальной свечки, у меня остался сухарик.

Соня(тихо). Теперь они будут еще дальше.

Статуя Свободы, постепенно выступающая из утреннего тумана. Частокол небоскребов Манхэттена.

Величественный вид панорамы Нью-Йорка с 24-го этажа.

Голос Тани. Ты только посмотри, Ира! Посмотри налево.

Голос Ирины. А ты посмотри вниз!

Таня забралась на подоконник. Ирина стоит рядом. Обе прижались лбом к толстому оконному стеклу. Рядом в кресле вяжет чулок уютная старушка, чем-то удивительно напоминающая Феону. Ее облик — весь из России прошлого века: на голове темный платок, на плечах — потертая, но опрятная кацавейка.

Таня.Няня, ну поди сюда, посмотри!

Няня(не отрываясь от вязания). И не проси, голубушка, не пойду.

Таня.Ты посмотри, какие машинки маленькие внизу!

Няня.Во-во, как букашки какие! Нет, голубушка! У меня от ентой высоты дух отнимает!

Ирина.Вы, няня, давно в Америке?

Няня.Седьмой месяц, Ирина Сергеевна. Я ведь у енерала Хлыстова тридцать лет. Богатые были. Дом в Москве. Имение под Орлом. Дача в Крыму. Куда они — туда и я. Ну, енерала-то в Крыму убили. Мы с матушкой енеральшей на пароходе от красных спаслись. Сначала к ентим, к туркам. А потом сюда, в Америку, с енеральшей-то, Натальей Степановной. Качает. А енеральша возьми и умри в дороге. На пароходе — духота, тесно, ну натерпелась я! И не похоронить ее.

Рахманинов открывает дверь. На пороге — улыбающееся румяное лицо — это менеджер Фолли.

Фолли.Господин Рахманинов, добро пожаловать на американскую землю. Я Чарлз Фолли. Младший партнер концертного бюро мистера Эллиса.

Рахманинов пропускает Фолли в салон, куда из соседней комнаты входит нарядная Наталья. Дверь второй спальни открывается, и на пороге появляются любопытные девочки.

Рахманинов. Наташа — мистер Фолли из бюро Эллиса. А это — мои дочери, Ирина и Татьяна.

Фолли, прижимая к груди соломенное канотье, раскланивается.

Фолли.Очень рад. Мистер Эллис ждет вас в Чайной комнате. Вы предпочитаете, чтобы он поднялся?

Рахманинов вопросительно смотрит на жену.

Наталья.Мы спустимся вниз.

Фолли сопровождает Рахманинова с женой.

Фолли.По всем вопросам вы можете обращаться ко мне. Наше агентство сделает все возможное, чтобы выполнить ваши пожелания.

Рахманинов(улыбаясь). Вы — наш ангел-хранитель.

Фолли.Репетиция в «Карнеги-холле» завтра в двенадцать. В четверг мы уезжаем в Филадельфию. Я вас буду сопровождать. Стоковский ждет нас в пятницу.

Фолли(продолжая). Весь Нью-Йорк только и говорит о вашем приезде. Билеты все проданы.

Рахманинов. Прекрасно.

Фолли(скромно). Мы позаботились о том, чтобы реклама была первого класса. Вся пресса уже здесь, ждет вас.

Рахманинов(настороженно). Ждет? Где?

Фолли. Внизу, в лобби.

Рахманинов. Мне рекомендовали ваше агентство, потому что оно не стремится к дешевой рекламе.

Фолли. Но вы ведь звезда, знаменитость!

Рахманинов. Я ненавижу рекламу.

Фолли(растерянно). Вы ведь не первый раз в Америке, господин Рахманинов.

Рахманинов. Да, не первый. Именно поэтому я ненавижу шумиху. И прошу вас в следующий раз избавить меня от нее.

Фолли. Без рекламы нельзя сделать бизнеса.

Рахманинов(помолчав, смотрит на жену). Бизнес…

Не успевает Рахманинов выйти из лифта, как его окружает толпа корреспондентов и фотографов и обрушивается шквал вопросов. Слепящие магниевые вспышки наполняют вестибюль сизыми облачками.