Николай Атаров - Коротко лето в горах

— И я буду резать крупно. Я буду буры таскать на кузню. Мне бы только жирок согнать.

— Модничаешь.

— Я не модничаю.

— Модничаешь. А у нас что инженеры, что лесорубы — все одинаково одеты: и сапоги, и ватники, и полевые сумки. Как у солдат — все взаимо-за-ме-няемое, — она с трудом выговорила это слово.

— Очки только разные. Иван Егорыч свои редко надевает, они у него не модные, с железными дужками.

— Самый красивый человек у нас в горах Иван Егорыч, — сказала стряпуха. — А худо ему нынче, худо…

— Чем ему худо?

— Не притворяйся. Будто не слышала, что по радио нынче шумели: твой отец приехал. Вот и засудит Ивана Егорыча.

— Что ты мелешь? Отец приехал?! — вскричала Галя, круто повернувшись, побежала к своей палатке.

Она растолкала спящего Дорджу.

— Ну, милый, ну, Дорджушка, прошу тебя…

— Спать хочу, — спросонок сказал Дорджа.

— Ну, я тебя поцелую.

Она поцеловала Дорджу; он вскочил, протирая глаза.

— Стряпуха мне сказала: отец приехал, понимаешь? Ну, по коням!

В то утро после дождей и туманов снова выглянуло солнышко, и вдруг Дорджа с Галей заметили, что лето кончилось.

Они верхом ехали вдоль полотна железной дороги.

И всюду горели костры — их дым легко рассеивался в прозрачном холодном воздухе.

Если бы спросили Калинушкина, как он выдержал сроки, как не валился с ног к концу каждого дня, как он тянул дорогу в горной тайге, он бы не знал, как ответить. А ведь тянул. Москва считала: «В соответствии с проектом».

Дался им этот проект!

С конца зимы злейшим врагом была вода. Весной на деревянных мостах временных дорог подмыло ряжи. Потом вода пошла через отсыпанное полотно, потому что с нагорной стороны не успели сделать канав. И дамба не выдержала — вода повернула в старое русло. И в пазухах стояла вода. В половодье овраг на пикете 517 подошел к полотну…

Мосты были готовы, но скальные выемки запаздывали, нельзя было открыть движение рабочих поездов. После лавины пришлось прервать работы на две недели, пока шоферы сами не пробили себе путь. Машины шли и днем и ночью, хотя оползень снова ожил, видимо от дождей и гроз. Шоферы гнали машины на свой риск и страх — без предупредительных знаков. И Калинушкин должен был еще радоваться этой, грозившей бедой самодеятельности, потому что, где прошли колеса, там жизнь, там работа. А где оборвалась шоферская колея, там все замерло — только кочковатое поле да трясина.

Трасса не просохла даже в августе: водоотводные сооружения повсюду запаздывали. А укладка рельсов уходила далеко вперед. А еще дальше, в самую глубину тайги, уходили работы на просеках. Там комсомольцы жили трудным бытом пионеров-палаточников. Рубщики ушли на пятьдесят километров вперед, там не хватало болотных экскаваторов, нужны были вертолеты для связи, нужны были для зимы вагончики-столовые, вагончики-бани…

«В соответствии с проектом…» Калинушкин только придуривался: «Не слышу… Не слышу…» Но когда нужно было, он все отлично слышал. И тогда, в редкие минуты, его покидало чувство юмора, и тогда, в часы аврала, тучный человек становился подвижен, бегал по кабинету или ловко прыгал с камня на камень в горном ручье.

В то утро, о котором пойдет речь, была минута, когда Калинушкин потерял самообладание, и Спиридонов, на беду оказавшийся в кабинете, вжался в угол, где-то за стеклянным ящиком с игрушечной моделью электровоза, под картой-схемой трассы, и только надеялся, что его обойдет стороной гнев разбушевавшегося человека.

— Прекратите работы! — кричал Калинушкин в трубку селектора. — Какой там шпунт!.. Работы прекращайте, вам ясно?.. Какие там тросы, к чертовой бабушке! Банк закрыл кредиты! — Он хрипел, кашлял и задыхался.

В пальто нараспашку, уже выбегая из кабинета, он успел бросить Спиридонову:

— Этот прохвост добился-таки… Через группу заказчика… Банк закрыл кредиты на просеку…

На крыльце к нему сунулись было прорабы и техники, но он не пожелал с ними разговаривать. Два всадника подъехали к конторе: Галя и Дорджа. Они увидели только спину дяди Рики: он входил в машину.

— А где отец? — крикнула Галя.

Из-за шума мотора Дорджа не услышал короткого разговора. И вот уже машина отъехала. Галя была смущена и пролепетала в свое оправдание:

— Отец не приехал. Наплела мне Прасковья Саввишна… И вообще какие-то неприятности…

Калинушкин взбежал по лестнице в зальцу районной конторы стройбанка. Все почтительно уступили дорогу, из окошек за ним следили счетные работники. Он распахнул дверь с надписью «Управляющий».

Управляющий поднялся навстречу. У стола, заложив ногу на ногу, сидел Летягин.

Калинушкин уселся прямо напротив Летягина и с ходу прочитал лежащее на столе заявление Летягина с резолюцией на уголке.

— Вы отдаете себе отчет в своих действиях? — деловито-спокойно спросил он Летягина. — Отозвать лесорубов и оплатить им по среднему заработку… И это в разгаре строительного сезона…

— Я — автор проекта, — так же спокойно ответил Летягин. — И я обязан опротестовать любое не согласованное со мной изменение проекта и, разумеется, вызвать экспертизу. Что и сделано.

— Но вы понимаете, что я уже погнал за реку колонну экскаваторов. Там легкие участки, и можно до распутицы гнать программу. А что, если ваш эксперт до белых мух не появится?

— Тогда, может, одного из нас уведут под конвоем, — невозмутимо ответил Летягин.

Управляющий поспешно покинул кабинет, притворив за собой дверь.

— Хочу быть откровенным, — сказал Калинушкин, — еще неделя — в горах выпадет снег. Он будет сыпать и сыпать. И похоронит ваши шурфы и колышки, погонит с Чалого Камня ваших рабочих… Чем вы ответите за ваше неслыханное упрямство?

Летягин молчал, с интересом рассматривая кончик хлыста.

— А если экспертиза вас подкует? Как вы себя почувствуете? — спросил Калинушкин.

— Непривычно: я ведь не лошадь.

Они помолчали.

— Вы смелый, — сказал Калинушкин.

— Бывает смелость на подлость, бывает — на правду. Вы что имеете в виду?

— Подлость вам никто не вменит. Всем известна ваша честность…

— Ну, это уж вы оставьте, пожалуйста, берите вы меня не со стороны честности, а со стороны пользы. Кстати, вы прекратили вырубку леса на косогорах? — повернул разговор Летягин.

Мгновенно оценив смысл сказанного, Калинушкин пытливо поглядел на Летягина.

— А я уже раздобыл штук двести саженцев для посадок, — простодушно сказал Иван Егорыч. — Устроим воскресник. Приезжайте! Первое дерево вы сами и посадите.

— Вы в своем уме, инженер Летягин? Лес вырастет через двадцать лет, а поезда надо защищать от лавин через год, через два.

— А мы защитим. Зимой запроектируем железобетонные надолбы, весной расставим на косогоре. А лес… лес пока пусть растет.