Николай Атаров - Коротко лето в горах

Волы остановились по своей надобности. Бимбиреков, желая смутить девчонку, показал на них.

— Вот ведь и пива как будто не пили…

— Думаете, умно?

— Каждый по-своему глуп, по-своему умен. — Бимбиреков почесал грудь. — Цоб-цобе! — прикрикнул на волов. — Тут у нас воздух прозрачный — глупость, она и заметней. — И, поглядев на Дорджу, спросил: — Что, зарубежник?

— Мой товарищ по курсу, его зовут Дорджа, — сказала Галя.

— Язык изучает? Ду ю спик инглиш?

— Я хочу говорить по-русски, — коротко ответил Дорджа.

— Похвально… А ты знаешь, что такое «под монастырь подвести»? Ивана Егорыча непременно попробуют подвести под монастырь.

И он со злобой хлестнул по воловьим бокам.

Самое трудное для Дорджи было вникать в русские поговорки. «Подвести под монастырь» — он этого не понял, но записал в свой блокнот.

Колеса арбы тяжело поворачивались на камнях. Лежа на спине, Галя тряслась при каждом повороте колеса.

— Далеко еще? — спросила она инженера.

— Часа два. Не успеем до темноты.

Соскочив на землю, Галя пошла рядом с арбой.

— Ну-ка, а не устанешь? — расплылся улыбкой Бимбиреков. — А ты, я гляжу, бедовая!

— Не тыкай — не лошадь, — неожиданно огрызнулась Галя и, помолчав, спросила: — Вы всегда такой? Наверно, от женского общества отвыкли.

— Женщин у нас маловато, не держим.

— Почему?

— Практически… Курица — не птица…

— Сами вы не птица!

Бимбиреков захохотал. Арба накренилась над пропастью.

— Есть у нас Лариса Петровна, но она больше в избушке пребывает, там ее муженек. И еще есть Прасковья Саввишна. Мы ее зовем «Леди Гамильтон»… Алкоголенькая. Ее Калинушкин прогнал из поселка, она к нам приблудилась…

А потом наконец приехали.

Изыскательская партия обитала в лесу, в одиноком доме лесника. Крутой и неудобный по рельефу двор с сеновалом, палатками и очагом под навесом. Устинович, усталая и продрогшая, ничего не видела, только вечереющий воздух казался ей неправдоподобно прозрачным не то после грозы, не то от высоты местности, от близости снеговых вершин.

Наконец-то распахнулись долгожданные ворота.

Ни вывески никакой, никакого оживления на дворе. Дряхлый дом ушел окнами в землю. Тишина… Встреча могла быть и более оживленной.

Из дверки в чердаке сарая, где угадывался сеновал, выглянул какой-то малый в ковбойке. Из комнат дома в подслеповатые окна смотрели мужские лица со сплющенными носами. И был еще один наблюдатель — медвежонок. Он звонко потряхивал цепью — нельзя его не заметить! Мокрый, почти дымящийся, в бурых ососках шерсти, он глядел на Галю смеющимися глазами: куда, дескать, тебя занесло!

Галя выскочила, стесняясь своего дорожного вида — на ней были кофточка, черные шаровары, подвернутые до колен, и заграничный свитер. И некуда спрятать грязные руки. Высокая, длинноногая, устремленная вверх, стояла она сконфуженно на крохотном, прижатом к обрыву дворе. Ее личико, неопределенно круглое, с расплывчатым носиком, еще как бы по-детски смазанное, совсем безбровое и только с сияющими из-под длинных ресниц глазами, несколько секунд было беззащитно открыто для всеобщего обозрения. Смотрите, я приехала!.. Потом Устинович опомнилась, отчего сразу подурнела. Вытаскивать вещи ей помогал Дорджа. Бимбиреков деловито пошел за конюшню. И все было буднично на этом вековечном дворике, наверно в тысячу первый раз омытом грозой.

Мужчина с маленькими усиками, в дождевике и разношенных сапогах, с бухгалтерскими счетами в руках, показался на крыльце и ввел прибывших в дом.

— Студенты приехали, — сказал он.

Несколько лиц повернулись с улыбкой. Кто-то отсалютовал линейкой. Никто не встал. В двух комнатках с низкими потолками, освещенных мигающим светом лампы, тесно заставленных деревенской мебелью и фикусами, люди работали, сидя на алюминиевых стульях за алюминиевыми столами. Это и был коллектив изыскательской партии — конечная цель долгого путешествия.

— Наш монгольский товарищ, его зовут Дорджа, — представила Галя попутчика.

Ей хотелось немножко приподнять значение своего приезда.

— А моя фамилия Устинович… Мы не думали вас застать в конторе. Там такая лавина, а вы работаете. — Она тряхнула головой, но волосы были влажные и не тряхнулись.

— Работаем, от работы кони дохнут… — пробормотал человек со счетами, заталкивая студентов в угол за печкой. — Строители жмут, чертежи им выдаем под лопату…

Он усадил их перед собой, вполголоса назвался Василием Васильевичем, заместителем начальника партии, и вкратце ввел в обстановку. Он рассказал, что вчера они кончили вариант и даже выпили по этому случаю, а утром Летягин, главный инженер проекта, по радио распорядился прогнать еще один вариант, уже четвертый по счету.

— Вот мы и уселись, а завтра на трассу… Гнать будем с одной попытки… А вообще-то дела плохи, потому что рабочие ушли на расчистку обвала, в лагере одни инженеры и техники. К тому же нет трактора, чтобы трубы отвезти для бурения геологам, а Калинушкин — зверь и жлоб…

Увлекшись, он рассказал, что нынешний год у изыскателей самый трудный за все двенадцать лет: они переделали трассу с паровой тяги на электрическую — все размещение раздельных пунктов новое, три станции и пять разъездов вообще исчезли из проекта.

— Ведь скорости разные, к тому же электровоз не боится крутых подъемов… Все делаем по-новому, а строители сидят на плечах, у них техника простаивает. В главке считается, что трасса давно уже разбита в натуре. Но ведь под паровую тягу, а не электрическую! Это, конечно, бывает. Финансовая программа летит. Калинушкин рвет и мечет. И сегодня эта лавина… Впрочем, вам-то главное сейчас — подзаправиться, — спохватился Василий Васильевич. — Да и не спать же на улице… Лариса!

Он передал студентов с рук на руки геологу Ларисе Петровне, которая тотчас повела их через крутой двор под навес столовой.

— Вы того Устиновича? — спросила между прочим Лариса Петровна.

Столовая была уже по-ночному пуста и чиста. И было в ней что-то от домашней кухни. Пахло древесным дымом и сдобой. Горки тарелок сверкали на полках, а на железном листе какая-то старуха, наверно Леди Гамильтон, раскатывала тесто в белой муке.

— Что будешь заказывать? — спросила Галочка Дорджу.

— Что хо-чешь…

Лариса Петровна простодушно рассмеялась, он улыбнулся своей белозубой улыбкой.

— Заказывайте, что осталось от ужина, и пейте крепкий чай, как говорится, пахнущий веником, — пошутила Лариса Петровна.

Гале стало стыдно своего вопроса, и она вежливо осведомилась:

— Вы знали папу?

— Нет. Мой муж в институте слушал у него курс проектирования.

— Ваш муж с вами?

— И да и нет. Он сейчас в избушке.