Глен Кук - Хроники Черного Отряда. Книги юга: Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин

Вообще-то, чернокожему трудно позеленеть. Одноглазому это удалось.

Угроза подействовала. Он даже удержал Гоблина от излишнего озорства.

Здесь я, хоть и нарушая хронологию событий, упомяну четверых новых членов нашего Отряда. Это Ваше Сиятельство, Бадья (не знаю, почему его так нарекли, он пришел с этой кличкой), Рыжий Руди и Свечка. Последний тоже получил прозвище не от нас. История этой клички долгая и не особенно интересная, нет смысла приводить ее здесь. Новички вели себя тихо, под ногами не путались, выполняли всю грязную работу и приглядывались к нам. Лейтенант Мурген был счастлив – у него наконец появились подчиненные.

Наши черные стальные кареты прогрохотали по улицам Опала, наполняя раннее утро громом и ужасом. Гоблин превзошел самого себя. Вороные жеребцы на сей раз извергали из пастей и ноздрей огонь, а там, где копыта касались дороги, к небу вздымались языки пламени, угасавшего лишь после того, как мы уносились прочь. Горожане забились по норам.

Одноглазый, опутанный пристежными ремнями, трясся рядом со мной. Напротив нас, сложив руки на коленях, сидела Госпожа. Казалось, ее ничуть не волновала тряска.

Затем наши кареты разделились. Ее свернула к северным воротам, направляясь к Башне. Весь город сочтет, что она находится в этой карете, – таков был наш план. Потом карета должна исчезнуть где-то в малонаселенной местности. Кучер, получивший изрядную мзду, направится на запад, чтобы начать новую жизнь в одном из отдаленных городов на побережье. Мы надеялись, что след затеряется, прежде чем кто-нибудь спохватится.

Госпожа была одета броско и безвкусно – это чтобы ее принимали за путешествующую куртизанку, мимолетное увлечение посланника. Карета была набита ее вещами, а ведь Одноглазый доложил, что целый фургон багажа уже доставлен на борт «Черных крыльев».

Одноглазый сомлел, доверху накачанный особым снадобьем.

Столкнувшись с необходимостью плыть морем, он заартачился. Как всегда. Но Гоблин, издавна знакомый с повадками Одноглазого, все устроил. Лошадиная доза, подмешанная в стакан утреннего бренди, сделала свое дело.

Так с грохотом неслись мы пробуждающимися улицами, направляясь к морю, распугивая бредущих в порт грузчиков. Подкатили к самому краю большой пристани, взлетели по широченным сходням. Подковы загремели по доскам палубы, и тут мы остановились.

Я вышел из кареты. Капитан встретил меня со всеми подобающими почестями, не преминув злобно выругаться по поводу варварского обращения с палубой. Я осмотрелся. Четверо наших новичков были на месте. Я кивнул. Капитан заорал. Матросы разбежались по местам. Другие принялись помогать нам распрягать и расседлывать лошадей. И тут я заметил ворону, устроившуюся на самой верхушке мачты.

Маленькие буксиры с гребцами-каторжниками оттащили «Черные крылья» от причала. Тут заработали наши весла. Забили барабаны. Квинквирема развернулась носом в открытое море. Через час мы, пользуясь отливом, уже были далеко в проливе, и попутный бриз наполнил громадный черный парус. Оснастка корабля не изменилась после нашего плавания на север, хотя сама Душелов была уничтожена Госпожой, когда отбушевала битва при Чарах.

А ворона все сидела на своем шестке.

Для плавания через Пыточное море сезон был самый благоприятный. Даже Одноглазый признал, что путешествие прошло быстро и гладко. Мы увидели берилльский маяк на третье утро, а с полуденным приливом вошли в гавань.

Появление «Черных крыльев» подействовало на местную публику именно так, как я ожидал и опасался.

В прошлый раз, когда это чудище появилось здесь, скончался синдик, последний вольный доморощенный тиран этого города. Его преемник, которого назначила Душелов, стал имперской марионеткой. А уже его преемники имели должность губернатора империи.

Едва квинквирема подошла к причалу, гавань наполнилась чиновниками.

– Мокрицы, – сказал Гоблин. – Мздоимцы и бумагомараки. Крохотные подколодные насекомые, стыдливо прячущиеся от честной работы.

Где-то в глубинах его прошлого таилась причина для лютой ненависти к сборщикам налогов и пошлин. Разумом я его понимаю. То есть хочу сказать, нет на свете людишек низменнее – возможно, за исключением сутенеров, – чем те, кто упивается властью, позволяющей унижать, вымогать и ввергать в нищету. Мне они внушают всего лишь легкое отвращение к человеческому роду, однако у Гоблина эта ненависть превратилась в пламенную страсть. Время от времени он пытается подбить наших на отлов нескольких мытарей с последующим преданием оных самым изощренным пыткам и казням.

Мокрицы были потрясены и перепуганы. Они не понимали, чем вызван этот внезапный и наверняка зловещий визит. Прибытие имперского посланника могло означать сотню разных разностей, но для окопавшейся на местах бюрократии оно не сулило ничего хорошего.

Работы остановились повсеместно. Даже ругающиеся на чем свет стоит артельщики умолкли, чтобы взглянуть на корабль-предвестник.

Одноглазый оценил обстановку:

– Костоправ! Уводи нас поскорее из этого города. Иначе снова получим то же, что и в Башне. Только здесь гораздо многолюднее и вопросов к нам будет гораздо больше!

Карета была готова, Госпожа уже сидела внутри. Все лошади эскорта – под седлом. Конные стражи собрали легкий фургон и нагрузили его багажом нашей спутницы. Мы приготовились съехать на берег, едва причалит капитан.

– По коням! – скомандовал я. – Одноглазый, как спустят сходни, организуй какие-нибудь адские трубы. Масло, гони так, словно сам Хромой тебе на пятки наступает! – Я повернулся к командиру эскорта. – А вы отсекайте преследователей. У этих людей не должно быть никакой возможности задерживать нас.

Я уселся в карету.

– Мудро, – сказала Госпожа. – Либо убираемся как можно скорее, либо рискуем попасть в ловушку вроде той, из которой я едва выбралась.

– Именно этого я и опасаюсь. Я могу изображать посланника лишь при условии, что никто не станет рассматривать меня слишком пристально.

Гораздо лучше с грохотом пронестись по городу и умчаться прочь, и пусть себе думают, что посланник из Взятых, со скверным характером, презрительный и надменный, отправляется на юг с миссией, а с какой – это не их, берилльских управленцев, собачье дело.

Сходни громыхнули о пристань. Завыли заказанные мною адские трубы. Мой отряд ринулся вперед. Ротозеи и чиновники кинулись врассыпную от волны пламени и мрака. Мы прогремели по улицам Берилла так же, как и в Опале, сея ужас на своем пути.

Оставленная нами квинквирема отчалила с вечерним отливом, шкиперу был дан приказ следовать к Гранатовым дорогам, чтобы там патрулировать и отлавливать пиратов и контрабандистов. Сами же мы покинули город через Мусорные врата. Обычные лошади уже устали, однако мы продолжали путь, пока нас не скрыли сумерки.