Глен Кук - Хроники Черного Отряда. Книги юга: Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин

И тут закричал Ворон. Он нашел серебряный клин. Или клин нашел его.

Я посмотрел на Душечку – она снова била по стене. Оба кулака в крови.

Ворон схватился за клин голой рукой!

Он поднялся на ноги. На сломанную ногу! Воздел клин, нацелил на нас. Я завопил от ужаса.

Ворон посмотрел на меня. Я его не узнал. С ним произошла разительная перемена. Он страшно захохотал:

– Клин мо-о-ой!

У него были глаза Властелина. Эти глаза излучали безумие и силу – я такое видел в Курганье, в тот день, когда Госпожа повергла своего мужа. Это были глаза Хромого, готового насладиться смертными муками мира, не дарившего ему ничего, кроме боли. Это были глаза злодея, который долго пестовал в себе ненависть – и вдруг обрел возможность вытворять все, что ему вздумается, не страшась наказания.

– Мо-о-ой!!! – хохотал Ворон.

Я взглянул на Душечку. Еще никогда я не видел на ее лице такого горького отчаяния.

Она собралась с духом и отдала приказ.

Я отрицательно покачал головой:

– Не могу.

– Мы должны! – бледная как полотно, сказала она.

По ее лицу текли слезы. Она тоже не желала такого исхода. Но дело необходимо довести до конца, иначе получится, что напрасно мы боролись и несли потери, напрасно прошли через ад.

Когда-то давно Ворон учился колдовству.

Недолго – но достаточно, чтобы замарать свою душу. Клину удалось пробиться через это пятнышко тьмы, проторить путь для великого зла.

– Сделай это! – повторила Душечка.

Да будь ты проклята! Это же мой лучший друг! И будь проклят камень со шрамом! Он мог в любой момент приказать своим, но ждал, не оставляя нам выбора, – не хотел, чтобы мы потом винили его обожаемого Праотца.

– Убей его, – сказал я, – пока зло не овладело им полностью.

Менгир даже не шелохнулся.

Но внизу кентавр взмахнул рукой. Мелькнул дротик. Острие вошло в висок Ворона и вышло из другого.

Больше мой кореш не воскреснет из мертвых. В этот раз его гибель – не трюк.

Я сел и замкнулся в себе. Если бы по пути на юг я меньше себя жалел, может, мы бы догнали Костоправа и не оказались здесь? Теперь мне до конца моих дней носить на закорках тяжелейшую вину.

У Душечки были собственные причины есть себя поедом.

Один лишь Вертун в эти минуты думал о деле. Он забрал у Душечки ларец, спустился с помощью лебедки, вынул из руки Ворона клин. Вернулся, поставил ларец возле Душечки, подошел ко мне и сказал:

– Ящик, скажи ей, что я ухожу. Сыт по горло. Так и передай.

Он пошел прочь. Должно быть, решил искать брата, который отправился вместе с Вороном и не вернулся.

Я не считал себя вправе его осуждать.

Смедз водрузил последний булыжник на каирн. Иссякли слезы, утих гнев. Конечно, несправедливо, что Рыба, на которого охотились самые отъявленные негодяи на свете, умер от холеры, но в жизни и не бывает справедливости. Будь иначе, над могилой Старика стоял бы Тимми Локан, а не Смедз Шталь.

Смедз пошел дальше, в город Розы. Уже через год он стал уважаемым членом общества, владельцем небольшой пивоварни. Не бедствовал, но и не шиковал, чтобы не привлекать к себе лишнего любопытства. О его прошлом не знала ни одна живая душа.

Сколько бы раз я ни обошел вокруг, проделанная богом-деревом дыра в «бездне» смахивала на кусок черного шелка, подвешенный в ярде над землей. Ее вполне устраивали два измерения, и становиться трехмерной она не желала.

Душечка принесла ларец с серебряным клином и бросила в эту дыру. Туда же отправился и собственноручно изготовленный нами ящик с тем, что осталось в огромном котле после недельной варки и последующей сушки.

Черный круг исчез, как будто цирковой фокусник резко втянул шелк в свой рукав. Только после этого мы занялись собой, а то ведь уже и забыли, когда мылись в последний раз. Душечка поводила меня по лабиринту кроличьих нор, где много лет укрывались Черный Отряд и повстанческая армия. Ну и круть! Ну и жуть! И натерпелись же бедняги! Куда бы ни забросила их судьба, пусть им живется хорошо, не хуже, чем мне.

Однажды между мной и Душечкой случилось то, что неизбежно случается между мужчиной и женщиной. Потом она надела платье крестьянки. Ни кольчуги под ним, ни даже припрятанного ножа.

– Что дальше? – спросил я.

– Белая Роза мертва, – ответила она. – Для нее больше нет места на земле. И в ней больше нет нужды.

Я не стал спорить. Война Белой Розы – не моя война.

У меня было на примете занятие получше. Праотец уважил просьбу и доставил нас туда, где можно ознакомиться с последними достижениями в области картофелеводства. Там ничего не изменилось, разве что сильно постарели люди, которых я знал.

Внуки, конечно же, не поверят ни единому слову из нашей истории. Но обязательно полезут в драку, если кто-нибудь усомнится в том, что это самая захватывающая сказка на свете.