Трейси Чи - Чтец

Сефия, все так же держа его одежду, склонилась почти к его уху:

– Стрелец!

Он обернулся, и в его золотистых глазах она прочитала, насколько он испуган. Это был темный первобытный страх, который он унаследовал от того мальчика из ящика – вечно голодного, покрытого шрамами, дикого существа, не способного ни прокормить себя, ни одеться, ни помыться, не знающего ничего, кроме страха, боли и желания убивать. Таким он был, и таким он боялся стать вновь.

– Не делай этого, – прошептала она. – Мы найдем другой способ.

Они стояли так близко друг к другу, что она могла сосчитать веснушки на его щеках. Стрелец моргнул, взмахнув своими длинными ресницами, и на мгновение ей показалось, что он сейчас согласно кивнет. Конечно, он согласится с ней, а то, что он тянет, – это просто игра, трюк, к которому они неоднократно прибегали раньше, в Эпидраме.

Но вместо этого Стрелец привлек к себе Сефию и обнял ее. Она почувствовала щекой тепло его кожи, и впервые после того, как она покинула дом, стоящий у моря, она ощутила себя дома, словно яростно трепещущие внутри нее осколки ее существа соединились и успокоились – здесь, в его объятьях. Да, его грудь, его руки – вот что стало для нее домом. В неожиданно наступившей тишине Сефия услышала дыхание Стрельца, стук его сердца; и она поняла без слов и жестов, что он будет драться – ради нее. И неважно, чем это закончится для него самого, неважно, что сама она сделает или скажет – он не изменит своего решения.

Толпа засвистела, закричала яростно и неистово, и Стрелец выпустил Сефию из своих объятий. Она с трудом перевела дыхание. Он отвернулся. Она попыталась удержать его, но ее руки схватили только воздух.

– Подожди! Не делай этого!

Но он уже спрыгнул на ринг, взметнув ногами облачка пыли с покрытого соломой и опилками пола.

– Стрелец!

Но ответом ей был рев толпы, подобный грому. Этот рев кружил вокруг нее подобно дикому урагану.

К ней наклонилась Лавиния.

– Он что же, ранен? – спросила она, и ее вкрадчивый голос вполз в уши Сефии, перекрыв шум толпы.

Лавиния показала на черноволосого юношу с копьем, который холодным взглядом смотрел на ринг через щели своей двери.

– Грегор насадит его на копье как на шампур, – сказала она.

Горло у Сефии перехватило. Другой боец, Хаку, тряс свою дверь и полосовал ее мечом.

Толпа жаждала крови – крики и топот ног наполняли комнату жуткой какофонией. Сефия едва дышала. Не умирай! Не умирай! Не оставляй меня! Не умирай!

Достав из кармана кусок кварца и потирая его грани большим пальцем руки, Стрелец стоял, ожидая начала поединка.

Капитан Рид, почесывая грудь чуть выше места, где располагалось сердце, в очередной раз рассматривал обрывок холста со своим именем и трогал пальцами составляющие его буквы: РИД. Буквы напоминали сложные переплетения бегущего такелажа в оснастке корабля.

Где-то он уже видел написанные слова.

Его первые татуировки состояли из слов – те, что появились на его коже перед тем, как он взял это дело в свои руки.

Долгое время эти надписи не имели для него никакого значения, кроме унизительного, и означали пленение, издевательство, его неспособность постоять за себя, беспомощность, боль. Как только появилась возможность, Рид покрыл эти значки картинками, на которых изображались его собственные истории, он похоронил слова под несколькими слоями чернил, чтобы не видеть напоминаний о прошлом всякий раз, когда ему доводилось смотреться в зеркало. И хотя теперь он нашел чтеца, того, кто был в состоянии расшифровать эти знаки, ему уже не узнать, что скрывается под слоем чернил возрастом в несколько десятилетий. Смысл этих надписей для него закрыт.

Рид сложил грубую холстину и сунул ее в карман.

– Вы готовы, капитан? – спросила Мармелад. Ее круглое лицо в этом неясном свете напоминало луну.

Рид кивнул.

– Это место? – спросил он.

У баржи, которая выступала перед ними из темноты, над дверью в трюм располагался знак – две скрещенные перекладины. Именно его описывал Даймарион, хотя местечко для таверны в этой части Центрального порта было странноватым – здесь находилась жилая зона, заполненная кораблями-домами и однокомнатными шлюпами, и практически не было пешеходов, обычных завсегдатаев такого рода заведений.

Где-то внутри находился старый бронзовый язычок корабельного колокола, когда-то принадлежавшего кораблю «Золото пустыни», который пошел на дно вместе с Королем Филдспаром и его Кладом. Этот язычок был их вторым ключом.

Мармелад с готовностью кивнула. Она всегда была готова на всё – и немедленно. Быстрые ноги, быстрые руки. Из нее получился бы отличный вор, если бы она в свое время не присоединилась к команде капитана Рида.

– Забрать его будет нетрудно, – сказала Жюль. – Надеюсь только, что эта штука будет на виду. Чтобы особенно не искать.

Капитан кивнул. Секунда шла за секундой, и с каждым проходящим мгновением капитан чувствовал, как Сефия и Стрелец удаляются от него, словно повинуясь движению приливной волны, а с ними уносятся их малопонятные слова и символы, хотя капитан и не смог сбросить с себя ощущения, что они увидятся вновь и что вопросы, пробужденные их странными поисками, будут вставать перед ним снова и снова.

Он распахнул дверь.

Стены были увешаны безделушками и побрякушками, брелоками и прочей бесполезной мелочевкой, которая по стропилам поднималась к потолку некой хаотичной смесью форм и цветов. Всего было слишком много: черные бархатные ленты, инкрустированные фальшивыми драгоценностями броши в форме драконов, треснувшие чайные чашки, ржавые сабли, канделябры, чьи-то портреты, башмаки, пуговицы, шила, алебастровые фигурки медведей и китов, сломанные ножницы, ножи с костяными ручками, выцветший рисунок горбатой женщины в медвежьей шкуре.

Женщина в длинном платье и повязке на правом глазу возникла перед ними.

– Добро пожаловать в «Перекладину», господа. Кого мы имеем честь развлекать сегодня?

– Я капитан Рид. А это – Жюль и Мармелад из моей команды.

– Как я рада! – сказала женщина и моргнула здоровым глазом. – Меня зовут Аделина. Рада вас вновь видеть, капитан. Присаживайтесь, куда пожелаете.

Рид взглянул на Жюль, которая пожала плечами. Обычно люди трясли его руку или просили рассказать какую-нибудь историю, а то и недоверчиво смеялись, когда он представлялся. Эта же женщина, которая носила имя старой подруги, встретила его так, словно они знали друг друга не один десяток лет.

За самым большим из столов шестеро мужчин в драной одежде смеялись и чокались с пожилыми, убого одетыми женщинами с увядшими лицами.

– За богатство! – воскликнул один из мужчин, поднимая свою кружку.