Анджей Сапковский - Крещение огнем

Тогда призвали чародеев, чтобы те исследовали всех троих и установили, кто есть кто. Гоидемар был в таком бешенстве, что собирался после того, как Фалькиного ублюдка обнаружит, уничтожить ребенка, причем публично. Этого мы допустить не могли. После подавления мятежа пойманных повстанцев зверски истязали, следовало наконец положить этому конец. Убийство ребенка, не достигшего и двух лет, вы понимаете? Вот тогда-то и возникла бы легенда! А уже и без того начинали кружить слухи, что сама Фалька родилась чудовищем в результате наговора Лары Доррен, что было очевидным вздором, так как Фалька родилась еще до того, как Лара сошлась с Крегеннаном. Но мало кому хотелось подсчитывать годы. Памфлеты и нелепые документы втихую появлялись даже в оксенфуртской академии. Однако возвращаюсь к исследованиям, которые нам поручил Гоидемар…

– Нам? – подняла голову Йеннифэр. – Это кому же?

– Тиссае де Врие, Августе Вагнер, Летисии Шарбоннэ и Хену Гедымгейту, – спокойно сказала Францеска. – Позже подключили и меня. Я была молодой чародейкой, но эльфкой чистой крови. А мой отец… Биологический, ибо он отказался от меня… Он был Ведуном. Я знала, что такое ген Старшей Крови.

– И такой ген отыскали у Рианнон, когда исследовали ее и короля, прежде чем исследовать детей, – догадалась Шеала де Танкарвилль. – И у двух детей, что позволило выявить внебрачного ребенка Фальки. И как вам удалось уберечь ребенка от гнева короля?

– Очень просто, – усмехнулась эльфка. – Мы разыгрывали незнание. Объясняли королю, что проблема очень сложная, что мы продолжаем исследования, а такие исследования требуют времени… Много времени. Гоидемар, человек по сути своей добрый и благородный, быстро остыл и вовсе не подгонял нас, а тройняшки росли и носились по дворцу, приводя в восторг королевскую чету и весь двор. Амавет, Фиона и Адель. Три одинаковых воробушка. Разумеется, к ним внимательно присматривались, то и дело возникали подозрения, особенно если кто-то из детей натворит что-нибудь. Однажды Фиона вылила из окна содержимое ночной вазы прямо на крупного коннетабля, тот во всеуслышание окрестил ее дьявольским отродьем и распрощался с должностью. Спустя некоторое время Амавет измазал лестницу жиром, а некая придворная дама, когда ее руку брали в лубки, прошептала что-то о проклятой крови и… распрощалась со двором. Не столь высокородных крикунов незамедлительно знакомили с позорным столбом и плетью, так что все быстро научились держать язык за зубами. Даже некий барон из очень древнего рода, которому Адель угодила стрелой в «нижний бюст», отделался всего лишь…

– Не надо отвлекаться на рассказы о проделках детишек, – прервала Филиппа Эйльхарт. – Так когда наконец Гоидемару сказали правду?

– Никогда. Он не спрашивал, а нас это устраивало.

– Но кто из детей был незаконнорожденным ребенком Фальки, вы знали?

– Конечно. Адель.

– Не Фиона?

– Нет. Адель. Она скончалась от чумы. Дьявольский ублюдок, проклятая кровь, дочь чертовой Соколихи-Фальки наперекор протестам короля помогала жрецам в пригородной больнице, спасала больных детей, а сама заразилась и умерла. Ей было семнадцать лет. Годом позже ее псевдобрат Амавет учинил роман с графиней Анной Камэни и пал от рук убийц, нанятых графом. В тот же год скончалась Рианнон, не перенесшая смерти обожаемых ею детей. Тогда-то Гоидемар призвал нас снова. Потому что принцессой Фионой, последней из тройки, интересовался король Цинтры Корам. Хотел взять ее женой своему сыну, кстати, тоже Кораму, но, зная кружащие слухи и сплетни, опасался, как бы Фиона не оказалась внебрачной дочерью Фальки. Мы использовали весь свой авторитет, чтобы убедить его в том, что Фиона – законный ребенок. Не знаю уж, поверил ли он, но молодые пришлись друг другу по вкусу, и таким образом вскоре дочь Рианнон, прапрапрабабка вашей Цири, стала королевой Цинтры.

– Внеся в династию Корамов тот самый ген, за которым вы продолжали охотиться.

– Фиона, – спокойно сказала Энид ан Глеанна, – не была носителем гена Старшей Крови, который мы уже тогда называли «геном Лары».

– То есть как это?

– Носителем «гена Лары» был Амавет, а наш эксперимент продолжался. Ибо Анна Камэни, из-за которой распрощались с жизнью любовник и муж, еще не сняв траура, родила близнецов. Мальчика и девочку. Отцом, несомненно, был Амавет, потому что девочка оказалась носительницей гена. Девочку назвали Мюриель.

– Прелестная Мерзавка Мюриель? – удивилась Шеала де Танкарвилль.

– Гораздо позже, – усмехнулась Францеска. – Вначале – Малютка Мюриель. Действительно, это был милый, прелестный ребенок. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее уже называли Мюриель – Бархатные Глазки. Многие утонули в этих глазках. Наконец ее выдали за Роберта, графа Гаррамона.

– А мальчик?

– Криспин. У него этого гена не было, потому он нас и не интересовал. Погиб, кажется, во время какой-то войны. В голове у него только и было, что драться да стрелять.

– Постой. – Сабрина резким движением растрепала волосы. – Ведь Прелестная Мерзавка Мюриель была матерью Адалии по прозвищу Ворожейка…

– Верно, – подтвердила Францеска. – Любопытная штучка эта Адалия. Мощный Исток, идеальный материал для чародейки. Увы, она не хотела быть чародейкой. Предпочитала быть королевой.

– А ген? – спросила Ассирэ вар Анагыд. – Она была его носителем?

– Как ни странно – нет.

– Так я и думала, – кивнула Ассирэ. – Непрерывно «ген Лары» может передаваться только по женской линии. Если же носителем оказывается мужчина, ген редуцируется во втором, самое большее в третьем поколении.

– Однако после этого, вероятно, все же активизируется, – сказала Филиппа Эйльхарт. – Адалия, у которой «ген Лары» не проявился, была матерью Калантэ, а ведь Калантэ, бабка Цири, снова оказалась носительницей «гена Лары».

– Первой после Рианнон, – неожиданно проговорила Шеала де Танкарвилль. – Вы ошибались, Францеска. Было два гена. Один, истинный, был скрытым, латентным, вы прозевали его у Фионы, обманутые сильным и четко выраженным геном Амавета. Но у Амавета был не «ген Лары», а активатор. Госпожа Ассирэ права. Передающийся по мужской линии активатор уже у Адалии был настолько нечетким, что вы его не обнаружили. Адалия была первым ребенком Мерзавки. У следующих наверняка не было и следа активатора. Латентный ген Фионы тоже скорее всего редуцировался бы у ее мужских потомков не дальше чем в третьем поколении. Но он не исчез, и я знаю почему.

– Черт побери, – прошипела сквозь зубы Йеннифэр.

– Я заплутала, – сообщила Сабрина Глевиссиг, – заплутала в дебрях вашей генетики и генеалогии.