Дмитрий Всатен - Книга 1. Людомар из Чернолесья

Вся Владия поднялась против бесчинств чужаков. Под знаменем великодревнего брездского боора Нивра Тяжелобрадого из рода Агтов, войско олюдей разбило эвров и грирников в землях Десницы Владыки, раскинувшихся на западе от Холкуний и Брездии.

Многоликий разгневался на разрушителей и ниспослам им кары: эвров, плодившихся подобно кроликам, он лишил страсти к себе подобным и возможности плодиться; тела же грирников иссушил так, что они стали походить на скелеты, и отовсюду можно было отличить их от других племен. Великий бог закрыл их желудки для свежего мяса, дозволив им питаться лишь разлагающейся мертвечиной.

Брездов бог поставил хранить Владию, наделив род Агтов безмерным умом и знаниями. Лишь из их среды с тех пор происходили беллеры – великие маги. Холкуны также были одарены большим разумом и служили брездам ремесленниками, поставляя в их замки все, что было необходимо. Саарарам, чей народ принес самые большие жертвы, Многоликий даровал помощника – боевого коня, помогавшего выжить на бескрайних просторах Прибрежья.

Второе Великоустроение было установлено.

Во всей череде бед, обрушившихся на Владию с окончания правления Ярчайших, лишь людомары не касались дел, происходивших за кромкой Редколесья. Они хранили великие леса, и Многоликий благоволил им, охраняя от ненужных тревог. Людомары сторонились любого общения и не преклонялись ни перед брездами, ни перед богами равнин.

Мало кому из олюдей доводилось лицезреть людомаров собственными глазами, а потому о выскоих охотниках ходили дурные слухи и многие боялись их. Матушки начинали рассказывать своим малюткам сказки о тихих охотниках из Чернолесья. В историях этих вымысел соседствовал с правдой, а страх с восхищением. Серая кожа и большие зелено-желтые глаза людомаров олицетворяли для холкунов и пасмасов из Синих равнин само Чернолесье, его молчаливую неизведанную еще никем силу, его опасности и чудеса, – они мерцали во тьме лесов подобно очам диких зверей.

Сын Прыгуна легко скользил сквозь непроходимую чащу. Утопая по пояс в кустарнике, взбиравшемся высоко вверх по стволам деревьев, охотник словно бы не замечал жалящих ядом шипов и присосок. Не зрением, но чутьем ощущал он напряжение, которое исходило от растений вокруг. Они будто бы вглядывались в него, всматривались всеми листьями, колючками, шипами, бутонами и даже почками своих плотоядных ветвей. Они тянулись к нему, желая отведать его крови, но тут же отпрянывали, узнав в охотнике людомара.

Ноги лесовика, жилистые и длинные, были укутаны в сплошной покров выпуклых натянутых как стальные канаты мышц. Каждая из них трепетала в напряжении, ожидая всякий раз тот миг, когда нужно будет стремительно рвануться вперед, подпрыгнуть и начать преследование добычи.

Чернолесье, как и всегда, хранило звенящее молчание, густой поволокой разлившееся между стволами бесчисленных деревьев. Казалось, в лесе нет ни капли жизни. Несмотря на оглушительную тишину, которую хранила в себе чащоба, для охотника не составляло труда наблюдать за бурной жизнью, которая протекала в темноте и безмолвии всюду вокруг него.

Внезапно глаза охотника моргнули, подбородок потянулся вверх и вбок, уши невообразимо вытянулись и поднялись над головой. Они напряженно двигались, постепенно сужая полукруг поисков. Людомар снова потянул ноздрями воздух и замер. Замерло и его тело, но не мысль. Она работала бурно и без остановок. Перед глазами его вставало недавнее прошлое того места, где он стоял сейчас.

Запах донес ему историю о том, как уфан – небольшой мохнатый зверек-осьминожка, вылез из-под куста дукзы, взобрался на корень свидиги-древа и стал усиленно счищать с себя землю и лиственный перегной. Внезапно что-то привлекло его внимание, потому что уфан облокотился одной из своих лапок на ствол дерева-гиганта и надолго замер.

Людомар ясно слышал остатки страха животного, которые еле различимыми струйками скопились в нижней части кроны свидиги. Уфан не любопытствовал, он боялся и боялся настолько, что в первые несколько мгновений оцепенел от ужаса. Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем зверушка была убита. Смрад ее внутренностей был различим явственнее всего. Дурманящим обволакивающим облаком он отрывался от коры свидиги и, слегка взвихриваясь, струился вверх по стволу.

Среди запаха смерти уфана были следы и двух других запахов; запахов, от которых у людомара невольно вырвался рык. Он ощутил присутствие того, кого искал все эти дни. Уфана убил омкан, – людомар знал это. До сих пор сквозь холодный запах смерти явственно проступал удушливый смрад языка чудовища.

Людомар неслышно подошел к месту убийства и присел подле дерева, на корне которого стремительно окончилась жизнь зверька. Охотник протянул руку к стволу свидиги и тут же ее отдернул. На конце его пальца остался след от иглы. Она была вогнана глубоко в кору дерева.

Тело людомара вмиг напряглось, дыхание сбилось. Притаившись на некоторое время, он осторожно поднялся и, втягивая воздух носом, прошел вперед. Там охотник нагнулся и поднял с земли часть полусгнившей олюдской ступни. Он обнюхал ее и снова зарычал. Лишь очень тонкий слух различил бы его слова. Людомар произнес: «Омкан-хуут».

Охотник вертел головой во все стороны. Наконец, голова его замерла, ноги распрямились, и тело поплыло в сторону зарослей дукзы, густота которых была свойственна местному подлеску. Нож в руке Сына Прыгуна тускло блестел, подобно клыку в открытой пасти гигантского хищника.

Все верно, здесь было его лежбище, – здесь еще пахнет этим порожением скверны. Запах донес людомару окрестности, из которых явился омкан-хуут, – место засады хищника источало смрад Сизых болот и тухлых вод Гнилого озера. Чудовище пробыло у дерева недолго – лишь сглотнуло тушку уфана и пошло дальше. Где оно теперь, было неизвестно, – омкан-хууты хорошо заметали следы.

Имя омкан-хуута принесли людомарам дремсы, прослышав о нем от холкунских магов – хол-холов, которые узнали об этой нечисти от беллеров. Омкан-хууты значительно отличались от обычных омканов. Они были много больше, хитрее и, оттого, опаснее. Эти чудовища – тени Великолесья – давно не тревожили места близ жилищ людомаров. Лишь те из охотников, кто доживал свой век, помнили о нескольких монстрах, которых породила Утроба Зверобога много зим назад.

Сын Прыгуна помнил: давным-давно, когда был жив его отец, прозванный Прыгуном, в их донад пришел людомар Светлый. Он был сильно изранен, рассказал о битве с омкан-хуутом и о гибели двух людомаров от клыков нечисти.

Светлый поведал, что омкан-хуут, с которым ему довелось биться, был громаден. «Подобно быку пасмасскому был он», – рассказывал Светлый, – «и иглами покрыты хвост и грива у него. Все те же шесть лап, все та же пасть, как и у омкана, но промеж игл его свисает лоскутами кожа, и двигается она, когда дерется он. Я видел сам, не кожа это, но иные лапы, только маленькие очень. Они меняют цвет, и даже я смогу пройти лишь в шаге от него и не заметить, так умеет он скрываться».