Варвара Шихарева - Чертополох. Излом

От одежды и тела Олдера исходил еще не выветрившийся запах дегтярного мыла, смешанный с ядреным духом конского пота, кожи и железа, а загрубелые ладони тысячника уже поглаживали шею и плечи Ириаланы, но потом он внезапно отстранился и, чуть отодвинув от себя супругу, изумленно взглянул на ее косы:

– Похоже, мою жену подменили… Что ты сделала со своими косами, Ири?

– Перекрасила. Светлые волосы больше не считаются красивыми… – Ириалана поспешно поправила упавшую на плечо пышную прядку – Так ведь лучше, правда?

Вместо ответа Олдер провел кончиками пальцев по блестящим локонам жены. Потом его рука переместилась ей на щеку и, скользнув по шее, замерла на прикрытой лишь тонкой тканью сорочки груди.

От этих прикосновений кровь бросилась Ири в лицо, и она, взмахнув ресницами, опустила глаза, а Олдер неожиданно охрипшим голосом произнес:

– А, к демонам все!.. – и, вновь обняв жену, стал целовать ее щеки и губы. Быстро, жадно… В ответ на эти ласки Ири, часто задышав, выгнулась всем телом, и Олдер немедля усилил натиск. Он домогался жены с какой-то яростной, почти свирепой настойчивостью, и Ириалана чувствовала, как от его прикосновений пробуждается доселе тлевший в ее крови жар… Только теперь она поняла, как соскучилась по этим ласкам, этим быстрым, властным прикосновениям…

– Красавица моя, – прошептал на ухо жены Остен, и почти в тот же миг рубашка женщины оказалась спущенной с плеч, а на пол упала одна из скрепляющих локоны Ири шпилек.

«Волосы!.. Он все испортит!» – пронеслось в голове Ириаланы, и это была ее последняя связная мысль, потому что рука тысячника, скользнув по талии жены, немедля опустилась ниже, и Ири, застонав, обняла мужа за шею…

В эти и последующие мгновения мир для супругов Остен сузился до размеров их спальни. Олдер брал жену, закинув ее стройные ноги себе на плечи, а Ири, извиваясь на кровати от желания, требовала еще более полного, более глубоко слияния… И лишь когда желание Ириаланы было удовлетворено и, достигнув своего пика, стало сходить на нет, а тысячник, излившись, повалился рядом с женою на смятые простыни, окружающее супругов бытие стало возвращаться в привычные рамки.

Облизнув припухшие от поцелуев мужа губы, Ири взглянула на замершего возле нее Олдера и заметила то, что еще минуту назад не имело для нее никакого значения. На туго стягивающих грудь мужа бинтах проступили пятна крови.

– Ты ранен? – Неожиданно Ири стало холодно, и она поспешила натянуть на себя сползшее к самому краю постели одеяло.

– Есть немного, – устало, даже не открывая глаз, хмыкнул Остен. – Среди лаконцев тоже встречаются колдуны… И неплохие воины…

Несмотря на то что муж, по всей видимости, не особо беспокоился о своей ране, вид расплывающихся на полотне алых пятен по-прежнему пугал Ири, и она, укутавшись поплотнее, уточнила:

– Может, приказать, чтобы позвали лекаря?..

В этот раз Остен не только открыл глаза, но, даже, приподнявшись на локте, покосился на измаранные кровью бинты. Коснулся влажных пятен рукою и отрицательно качнул головой.

– Не стоит никого будить, Ири. Это просто царапина, а то, что она немного кровоточит, не страшно.

В этот раз Ири промолчала – лишь зябко повела плечами, а колдун, переведя взгляд на супругу, прищурился и, оценив изгиб ее укрытых одеялом бедер, немедля придвинулся ближе, потянув на себя край покрывала.

– Иди ко мне.

– Ты всю постель в крови измажешь… – попыталась возмутиться таким самоуправством Ириалана, но Олдер, обняв жену, тут же притянул ее к своей груди и вновь замер, спрятав лицо в локонах Ири.

Через минуту дыхание Остена стало легким и мерным, а в его объятиях было так тепло и покойно, что глаза Ириаланы стали слипаться сами собою. Уже проваливаясь в сон, она, вспомнив о завтрашней поездке, шепнула о ней мужу. Тот проворчал в ответ что-то неразборчивое, и Ири, приняв это за согласие, закрыла глаза и довольно вздохнула.

Проснувшись утром, Ириалана обнаружила, что Олдера подле нее уже нет. Тысячник, по всей видимости, не собирался менять свои воинские привычки и встал еще на рассвете, так что теперь о его пребывании в комнате жены напоминали лишь смятые простыни да лежащая на ковре скомканная сорочка Ири.

Взглянув на непотребство, в которое стараниями колдуна превратилась дорогая ткань, Ириалана наморщила лоб, припоминая, сказала ли она мужу о сегодняшнем приеме у Дейлока, и, уверившись, что все же сказала, успокоилась.

Остен наверняка занят подготовкой к предстоящему визиту, а значит, и ей не стоит залеживаться в кровати!

Кликнув служанок, Ири посвятила утренние часы омовению, накладыванию на лицо теней и пудры и, конечно же, прическе, ведь от старой не осталось и следа…

Окрашенные волосы хуже поддавались завивке, так что на новые локоны пришлось потратить немало времени и сил. Тем не менее служанкам удалось угодить своей госпоже с первого раза. Зато когда уже полностью собранная Ири, бросив еще один взгляд в зеркало и убедившись в своей безупречной красоте, спустилась во внутренний дворик, ее ожидал очень неприятный сюрприз.

В отличие от жены, Олдер не обременял себя сборами куда-либо. С еще влажными после купания волосами, босой, точно крестьянин, в домашних штанах и исподней сорочке, тысячник, развалившись в принесенном слугами деревянном кресле, играл с сидящей у него на коленях Лирейной. Стоящая подле нянька крохи что-то торопливо рассказывала Остену, а тот то и дело благожелательно ей кивал, не забывая уделять внимание как дочери, так и устроившемуся на подлокотнике кресла Дари.

Картина была в высшей степени умилительной, но в Ири она возбудила совсем другие чувства. На несколько минут она застыла на месте, борясь с охватившем ее раздражением, но потом все же шагнула вперёд, раздвинув губы в улыбке:

– Ты еще не собрался, милый? Мы опаздываем…

– А разве мы куда-то спешим? – спросил тысячник, даже не подняв на жену глаз. Малютка как раз начала таскать отца за пальцы отданной ей на растерзание руки…

– Сегодня празднование в новом имении моего отца. – Хотя сердцу в груди Ири стало жарко от накатившей обиды, голос женщины остался все так же ровен. – Я говорила тебе вечером…

На несколько мгновений во дворике повисло напряженное молчание. Олдер по-прежнему не отрывал глаз от теребящей его пальцы дочери, а потом состроил Лирейне «козу» и с улыбкой взглянул на замершую подле него Ириалану.

– Милая, неужели ты думаешь, что я снял с себя опостылевшие за эти месяцы доспехи лишь для того, чтоб уже следующим утром затянуться по самое горло в праздничную одежду и исходить в ней потом на каком-то непонятном праздновании? – Задав такой вопрос, тысячник замолчал, словно бы ожидая, что скажет ему жена, но Ири, тщетно пытаясь найти подходящие слова, лишь открывала и закрывала рот в бессильном возмущении… А Остен, выждав несколько мгновений и смекнув, что ответа ему не дождаться, вздохнул: