Варвара Шихарева - Чертополох. Излом

Эта ничтожная зацепка делала совершенно ясным поведение Бражовца – в поселении было полно раненых «соколов», а своей безумной атакой лаконский эмпат дал им достаточно времени для отхода…

Догадку тысячника подтвердил и староста деревни: поселяне предпочитали отмалчиваться, так что степенный, уже в летах, мужчина говорил за всех – он не лебезил перед победителями, но ничего особо и не скрывал.

Да, Бражовец сделал Плутанки своим лагерем еще по осени, но некий природный полог всегда скрывал деревеньку от любопытных глаз – отсюда и ее название. Молодой господарь лишь значительно усилил морок.

Да, многие из молодых поселенцев воевали под знаменами «соколов», а теперь ушли в горы, опасаясь преследования, но они, конечно же, вернутся в родимую долину, если амэнцы дадут помилование бунтовщикам…

После таких слов старосты Олдер недовольно поморщился и резко заметил:

– К тем, кто слишком быстро забывает своих прежних хозяев, у меня веры нет.

Но селянин на это замечание лишь неторопливо огладил бороду и произнес:

– Мы молодому господарю служили верой и правдой. Так же, как и отцу его, и деду. Но теперь род Бражовец прервался – последний из них мертв. Старая власть закончилась, и пришла новая. Веилену Бражовцу уже все равно, а нам еще детей поднимать…

Услышав такое заявление, Остен вновь недовольно поморщился, но в спор вступать не стал. «Карающие» разместились в Плутанках, а сам тысячник обосновался в доме старосты. В той самой комнате, в которой до сего дня обретался погибший эмпат.

Аскетичная обстановка жилья вполне совпадала со вкусами самого Олдера, и только место для спанья подкачало. Ларь, на котором коротал свои ночи Бражовец, был для высокого и мускулистого тысячника слишком короток и узок, так что спать Остену предстояло на покрытой овечьими шкурами лавке… Впрочем, сейчас тысячнику все еще было не до сна…

Из четверых присутствующих на недавнем ритуале воинов лишь он, Олдер, вышел из боя, не получив и царапины. Остальным же пришлось туго, но если Антар еще боролся за жизнь, то участь двух сотников была уже решена. Один из них погиб от руки самого Бражовца, а напавший на Ремса ястреб все же выклевал «карающему» глаза. Сотник уже не жилец и, скорее всего, умрет ближе к утру…

Кстати, птица оказалась не простой, а с секретом!..

Подойдя к столу, Олдер, коснувшись непривычно светлых перьев ястреба, вновь сдвинул в сторону его крыло и посмотрел на прикрепленный к телу птицы небольшой кожаный футляр – именно в таком почтовые голуби переносят донесения…

При всей скорости курлыкающих трудяг у такого способа связи были и свои недостатки, но заменить голубей ястребами никому из ирийцев даже в голову не приходило. Хотя бы потому, что ловчие птицы дороги и используются лишь для охоты, а почтарь уже заведомо не ловчий…

Но Бражовец рискнул – и выиграл. Охотящийся в горах ястреб не привлечет к себе такого внимания, как почтовый голубь, и куда вернее донесет послание до нужной цели!..

Оставив в покое птицу, Олдер подошел к небольшому окошку и, сложив руки за спиной, хмуро посмотрел в сгустившиеся сумерки.

Хоть долгожданная победа и одержана, до окончания войны еще далеко – живой, уведенный в Амэн в качестве заложника Бражовец усмирил бы горячие лаконские головы, но мертвый мальчишка опасен вдвойне. Мало того, что многие из «соколов» захотят отомстить за своего главу, так еще и его могила может стать местом настоящего паломничества!.. А этого допустить нельзя… Значит, тело эмпата придется, захватив с собой, либо похоронить тайно, либо сбросить в одно из ущелий, где его точно никто и никогда не найдет.

Подумав об этом, тысячник недовольно передернул плечами – Бражовец, как в свое время Ирташ, был достойным противником, и поступить так с его телом было не слишком хорошо, но интересы Амэна…

Невеселые размышления Олдера были прерваны появлением караульного с более чем странной новостью. Какая-то лаконка очень просит тысячника принять ее по неотложному делу. Остен вначале лишь пренебрежительно фыркнул – какие у незнакомки могут быть к нему дела?.. Да еще и неотложные?.. Но потом, еще раз взглянув на лежащего на столе мертвого ястреба, тысячник все же велел впустить просительницу. У него по-прежнему было много требовавших ответа вопросов, а неожиданная гостья может оказаться разговорчивее остальных селян.

…Нежданная просительница точно только и ждала этого приглашения – войдя в комнату сразу же после дозволения, она чуть склонилась перед тысячником в немом приветствии, а потом стянула с головы почти полностью скрывающий лицо теплый платок. Лучше бы она этого не делала – взглянув на испуганные серые глазищи и усыпанное конопушками совсем еще детское личико, Олдер не смог подавить разочарованного вздоха. Что полезного может рассказать ему эта соплюшка? Наверняка какие-нибудь женские глупости!

Между тем девчушка, комкая в руках платок, помолчала несколько мгновений и выдала:

– Отдай мне тело мужа, амэнец. Я хочу похоронить его согласно обычаю.

Олдер удивленно приподнял брови – такого он от селянки действительно не ожидал.

– Я не препятствую тому, чтобы павшие в долине «соколы» были опознаны и погребены… Кто твой муж?

Девчонка, услышав вопрос, тут же потупилась, но потом, найдя в себе силы, вновь взглянула на грозного тысячника.

– Мой муж – Веилен Бражовец, а твои воины даже не дали мне взглянуть на него…

– Что?.. – Остен, решив, что ослышался, еще раз посмотрел на лаконскую девчонку, но, получив от нее утвердительный кивок, расхохотался.

– Малышка… При всем уважении к Бражовцу… Да и к тебе… Ни Высокие, ни Господари не женятся на своих селянках!.. У них таких полюбовниц, как ты, в каждой деревне по три штуки!..

– Нет!.. – От насмешки тысячника щеки девчонки стали пунцовыми, а почти детские пальцы сжались в кулаки до побелевших костяшек. – Ты не можешь так говорить, амэнец!.. Ты лишь охотился на Веилена, точно на дикого зверя, а теперь чернишь саму память о нем!.. И не думай, что я не знаю, как ведут себя господари!.. Знаю, и не понаслышке!.. Но Вел никогда не поступал так, как они!

– Да ну… – Остена такая неожиданная и яростная отповедь скорее позабавила, чем озлила. Да и как сердиться на четырнадцатилетнюю пигалицу, решившую рассказать ему, тысячнику, о правде жизни?.. Кстати, соплюшка, по всему видно, влюблена в Бражовца по самые уши… Жаль будет ее разочаровывать. – За господарем стоит его род, а интересы семьи у знатных всегда выше зова сердца. Ты могла быть зазнобой Бражовца, но никак не женой, а значит, и тело Веилена я тебе отдать не могу. Ты ему никто.

По мере того как Олдер говорил, прежде пунцовые от смущения и гнева щеки девчонки все больше бледнели, а при последних словах тысячника она и вовсе опустила голову. Тем не менее Остен все равно видел, как дрожат губы лаконки… Казалось, еще миг, и самозваная жена, жалобно всхлипнув, выскочит из комнаты, позабыв накинуть на голову платок…