Виталий Сертаков - Свиток проклятых

– Нерожденные… – прошептал кир Дрэкул. – Тринадцать лет назад их было много меньше. Эгемон, они ведут себя так, словно им тесно.

Учитель говорил искренне, однако я чувствовал, как пустеет вместилище его разума. Нечто обратное происходило со мной, я пока опасался признавать это вслух.

– Если верить толкованиям школы Аристотеля, время внутри нас течет навстречу тому времени, что течет снаружи, – пробормотал книжник. – Если мы попали в место, где выросли нерожденные дети, то следуя логике, здесь вполне могут обитать те, кто еще не родился, и никогда не родится в Верхнем мире.

– Клянусь Артемидой, это застава, – воскликнул Лев. – Я насчитал уже шесть звезд, шесть врат, гемма на них разная, но очевидно, все это двери, вот только куда?

Друнгарий говорил правду, а правда – это такая хитрая вещь, которую можно втоптать в грязь, но вытащишь всегда чистую. Я стал считать светящиеся врата, и насчитал восемь, хотя наверняка мне открылись не все. Ворота города располагались на разных уровнях веретена, выше и ниже нас, но ни одна из переправ Нижнего мира не простаивала. Там толпились очереди рогатых существ, с пустыми длинными телами, похожими на стручки гороха. Возле другой звезды швартовались лодочники, высаживая темных безликих обитателей, схожих с людьми. Эти строились в колонны, и исчезали во вспышках, как обученные солдаты. Из третьей звезды непрерывно появлялись повозки, тяжело нагруженные, укрытые сверху холстами. Существа, похожие на кузнечиков или водяных пауков, кидались навстречу каждой повозке, втаскивали ее на очередную невесомую раму и отправляли в полет. Рамы всплывали, и опускались, одна за одной, с тихим, но грозным шелестом. Подле каждой звезды находилась стража, не только лодочники на злобных червях, но иные, немилосердные с виду, креатуры. Кир Исайя очень верно заметил сходство свирепых стражников со слоноподобным многоруким Ганешем, божеством далекой страны Благовоний.

– Они отбывают в удаленные пределы Нижнего мира, – ответил некромант. – Однако мне странно иное. Слишком много стражи на заставе. Тринадцать лет назад нас встречали иначе. Они словно готовятся к чему-то.

Мы снова видели лодочников. Вероятно, жуткие невесомые черви служили китонитами Матери, оберегали внутренние покои, вероятно они даже не общались с нерожденными, как не общаются пауки с трудолюбивыми пчелами. Лодочники неспешно кружили подле багровых звезд, не удаляясь и не приближаясь к дивным росписям, черви разевали голодные пасти, и я невольно возблагодарил богов, что нас выкинуло не в центр города, а на одну из диких террас.

– Смотрите – там наверху, они прядут новые куски столицы! Они подобны дэвам, описанным в сирийских преданиях, – мне показалось, Исайя всхлипнул от восторга.

Даже спустя много дней я могу лишь подозревать о природе того, что кир Лев удачно назвал «заставой Нижнего мира». Я сказал себе, что когда-нибудь я вернусь сюда, чтобы отворить запертые замки и попросить иных запретных милостей. Цвет зданий, колоннад, башен изнутри менялся, незыблемым оставался цвет реки, которая очевидно питала столицу Матери всем сразу, пищей, теплом, светом. Я старался не думать о плохом, не искать коварства и подлости там, где меня еще не обманули, но влажный противный червь сомнения все сильнее глодал меня изнутри.

Взгляни истине в лицо, нашептывал червь. В твоей отчизне правит хаос, а здесь все размеренно и рассчитано, спокойно и гладко. В твоей отчизне хиреют посевы, дохнет скот и льется кровь, а здесь, похоже, лишь одна проблема – как разместить всех, кто не родился там. Им скоро станет мало места.

Очень скоро.

Нашего коридора, наконец, достигла колоссальная розовая гроздь, она величественно проплывала мимо, минуты тянулись, а скопище жилищ все не кончалось. В центре грозди имелось отверстие, достаточное для того, чтобы поместить внутри боевую трирему. Едва я так подумал, как пришлось вздрогнуть, ибо в провале среди тысяч «виноградин» действительно висел корабль. Клянусь дыханием Быка, он вовсе не походил на скоростные корабли империи, которыми не так давно командовал мой дядя. Вернее сказать, то, что строилось на плывущей в пустоте, верфи, лишь отдаленно напоминало о «Посейдоне», флагмане нашего победоносного флота. Но я почему-то не сомневался, что эти пропорции…

Пропорции. Флагман. И сотни, тысячи, других, знакомых, но непонятных мне прежде, слов, понятий, фраз, они хлынули в меня, точно плотно набитые тюки с шерстью, плотно, до отказа, заполняя трюмы памяти. Я искоса глянул на кира Исайю, книжник вздрагивал, вытирал со лба пот. Я хотел спросить, но промолчал, хотя порой лучше сболтнуть лишнее, чем не произнести важное. Я чувствовал себя, как нищий рыбак, случайно поднявший в сетях амфоры с алмазами.

Нерожденные сновали по бесконечным нитям, не обращая внимания на нас, равно похожие на людей и хрупких насекомых.

– Кажется, им не нужны обычные тела, – словно отвечая на мои мысли, произнес евнух. – Они разные, очень разные, лишь глаза выдают в них разум…

Я заглянул вниз. Из скопищ светляков всплывала следующая грандиозная верфь. У недостроенного дромона не было мачт, зато на палубе крепили сразу четыре огненных сифона. Теперь, много дней спустя, я допускаю, что нерожденные пользовались совсем иным оружием, стократ опаснее нашего. Там внизу смутно блистали листы металла, но я ошибался, приняв их за куски бронзовой обшивки. В наших кузницах не варили такой металл. Лишь у самых дорогих кораблей империи имелась бронзовая кожа, на подобном чуде мог командовать флотами сам Трофееносный. Но где же порты для весел, где лестницы для погрузки провианта, где рулевое весло?

– Клянусь трезубцем Посейдона, я никогда не встречал подобного даже в самых пьяных снах, – признался дядя Лев. – Эгемон, я сам гнул доски на верфях Кипра и Констанца. Меня учили лучшие корабельщики по эту и по ту сторону Геркулесовых столбов, но по всем законам воды, земли и неба, это судно не может плыть. Оно утонет, оно разобьется о скалы, с такими дырами внизу корпуса, но лишенное ветра в парусах.

– А что если ему не нужна вода? – спросил я, выглядывая внизу следующую розовую гроздь.

– Против кого они готовят боевые корабли, вот что важнее, – резко закончил книжник.

Кир Дрэкул тоже смотрел вниз и вверх, прижавшись к прозрачной стене коридора, потом взгляды наши встретились, и наставник понял, что обманул меня. Вне сомнений, он сделал это не желая, он сам до крайнего момента был уверен в правоте.

– Это машина? – только и спросил я, упираясь коленями в мерно дышащую терракоту. – Весь город, и мать, и лодочники – все это машина?

– Прости меня, эгемон, – на лбу Дрэкула добавилось еще несколько морщин. – Если это машина, то нам не дано постичь ее…