Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями

– И мне! И мне! – раздались воинственные возгласы.

Сордонг молча смотрел, как родичи старательно разжевывают грибы, которые он всегда считал смертельно ядовитыми. Кэнгиса, кося глазами от возбуждения, украдкой гребла в ладонь кусочки покрупнее.

– А ты? – спросил Никсик старика, вытирая рот дырявым рукавом.

– Мне хватает ярости сердца, – отказался Сордонг. – Сила, притянутая к крови нарочно, мне ни к чему.

Несмотря на то что добыча к возвращению казалась с виду богатой, охота удалась не такой ладной, на какую ложился расчет. Будто предчувствуя что-то, олени не обманулись распогодившейся благодатью. Снялись с островов раньше обычного. Бежали в леса, спеша под защиту могучих деревьев и потаенных подскальных укрытий. Чуяли, видно, сторожкие, страшную бурю. Добравшись в начале похода до первой переправы, дружина обнаружила мокрые поречные тропы, разбитые оленьими копытами. В лесу тропы разделялись на множество малоприметных дорожек и пропадали совсем. Ищи-свищи теперь ветвисторогих, разбредшихся по лесам. Гнаться за ними, дабы напромыслить намеченное, года не хватит. Странным было и то, что самцы нигде не ревели, хотя Месяц опадания листвы – пора брачного рюма оленей. Тем паче стала нужда в скорейшем обряде приманивания охотничьей удачи.

Правящие обычай бывалые воины и молодые ботуры, любители порезвиться, навертели из выворотней и хвороста разных зверей. Спрятались вокруг наготове на расстоянии десяти прыжков. Не сразу тревожно захоркал «вожак» разномастной вереницы. Ну и что с того, что сигнал был подан с правой стороны, где столпились зрители, – мало ли носится по горам сумасбродное эхо? Пружинисто переступая, охотники незаметно подкрались, пока «зверье» не бросилось врассыпную. В неуловимый миг слаженно выступили из-за стволов гнутые оплечья луков, и полетели в складно сбитое подобие стада звенящие стрелы и кованое железо свирепых копий.

Толпа справа заволновалась, негромко ликуя. Люди смеялись вполголоса, стараясь показать Бай-Байанаю непритворную радость. Послышались скуповатые, продуманные слова одобрения ловкачам. Таковы правила: и похвалить надо, и не отвадить привередливую удачу чрезмерным вознесением успеха, – вот и хитри.

Добровольцы выбрали стрелы из поверженных «тел», освежевали «туши». Унесли на «лабазы» – сложили поверх кустов. Потрясая оружием, дружина сдержанно прокричала в высокое небо троекратное приветствие охоте:

– Уру́й! Уруй! Уруй!

Древний возглас, призывающий богов дать потомство людям и приплод скоту, давно стал общим для всех больших событий. Уже не понять, что именно он означает – то ли славословит богов, то ли придает силы и величия человечьему духу.

Славный смысл у охотничьего обряда. Души сраженных «животных», освободившись, улетели за облака, где будут жить в стране вечной весны. Теперь можно быть уверенным, что настоящие звери, имеющие кровь, не обидятся. А если заскучают в небесном изобилии, то когда-нибудь упадут шерстинками на землю и вернутся в знакомые леса в прежней плоти. Люди позаботились об их душах.

Разделившись, войско договорилось встретиться на обрядовом месте, и ватаги разъехались. Каждая лелеяла надежду, что уж ей-то точно выпадет лучшая доля из промысловых запасов Бай-Байаная.

Но напрасно охотники переходили от одной протоки к другой. Везде ожидало все то же. Олени ускользали за день-два до их приближения. Бо́льшим числом вообще откочевали в нехоженые земли. Всего-то с десяток удалось настрелять. Стыд, не ватажная добыча – пришлось порешить важенок с оленятами.

Раз нашли покинутую лежку лесного деда. После самого засекли издали, лениво обирающего с боярышника переспелые гроздья ягод. Косолапый подметил, ломанулся сквозь кусты, только черные пятки сверкнули. Ни одна стрела не достала. Скатился мохнатым колобом с крутого увала в туче пыли и сыпуна, дальше опрометью помчался. Не стали догонять, коней пожалели. Живи до весенних метелей, старик! Тогда, может, разбудят тебя в теплой берлоге. Жаль только, прогорклый сонливый пот разольется в твоем похудевшем теле. Попортит мясо, отдающее пока что сладким маслом кедровых орешков…

Ну, было в добыче несколько нежных косулек, маломясных кабарог, две рыси на шкуры. Были волки-переярки, не успевшие присоединиться к стае. Да что считать? Не тороват оказался в этот раз покровитель охотников Бай-Байанай. Не отворил широко лесные ворота, сколько воины ни били оземь челом, мазанные заговорным маслом стараниями жрецов. Пренебрег хозяин тайги поднесенным через костер угощением – кусками жирного кобыльего мяса. Не захотел заметить протянутой меж деревьями жертвенной веревки с крохотными охотничьими снастями и пухом черного дятла-желны.

А ведь ботуры все, казалось бы, делали правильно. Протерли железо салом с еловой живицей. Выколотили одежду в лесу, выветрили сторонние запахи. Двигались вкрадчиво, уподобившись сами зверям. Разговаривали на бережном охотничьем языке, не понятном непосвященному. Попробуй пойми, что тебе велят взять топор, нарубить дров и разжечь костер, когда вместо этого говорят: «Открой клюв, постучи по твердому, добудь красное…» Не помогло.

Не нарушил ли Хорсун, ослушник жрецов, непорочность доверчивых дебрей? Ведь стоит непустой женщине пройти мимо самострела, нацеленного на лису или глухаря, – выкидывай снасть, неизбежно будет промахиваться. А тут сам багалык переступил через дозволенное. Уехал от жены, должной вот-вот опростаться. Духи, поди-ка, радостно потирали ручки, норовящие кого-нибудь проучить. Им, духам, что, им голода зимой не превозмогать.

За спиной Хорсуну мерещились кривые ухмылки и ропот. Потом, к обратной дороге, словно подслушав виноватые мысли багалыка, отрядный старшой Быгдай сказал:

– Хозяину леса времени на нас недостало. Спешил подготовиться к буре. Вот и лесной дед не зря бросил сухую лежку под соснами, к болотам пошел. Низинам-то в буре легче. Видать, хозяин дал старику знак о буреломе…

Так и было. Менял облик Бай-Байанай, оборачивался всякой шерстистой, хвостатой, пернатой тварью – упредить о напасти свой большой и малый таежный народ. Ведь каким бы ни был хозяин-дух исполином, но и ему заказано спорить с ветрами, и ему не объять защитой весь охраняемый лес.

Подошло время объединиться и отправляться домой. Остальным тоже не улыбнулось прижимистое нынче охотничье счастье. Пустились домой почти порожняком, да перед самым возвратом удалось выследить знатное стадо горбоносых. Больше двадцатки голов! Небывалая удача встретить вместе такую кучу лосей. Обычно под надзором вожака шастает не больше четырех-пяти коров с приплодом. А тут повезло.