Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями

Набрякшее лицо Никсика посерело. Содрогнулось, как павший на землю рыбный студень, и откинулось набок… Какое слово он не успел договорить? Просил прощения или продолжал радеть за родных, за дочь и жену, о смерти которой не знал?

Хорсуну некогда было думать об этом. Он отодрал от дохи умершего кусок истрепанной полы и прикрыл его нечеловечески расплывшийся лик. Тело последнего старшины Сытыгана они заберут на обратном пути.

– К отшельнику! – взревел Хорсун, взлетая на коня. Всадники обратились в сторону озера Диринг.

Из плохо притворенной двери тордоха доносились громкие вопли. Под мерную дробь бубна Сордонг заунывно, с кричащим напевом, орал во все горло что-то похожее на песнь. Он так увлекся, что, обычно опасливый и чуткий, не услышал топота коней, стука вынутой из ворот жерди и скрипа снега под ногами спешившихся воинов. Привязывая Аргыса к орясине изгороди, багалык уловил вполголоса сказанное Сордонгом между воплями:

– Когда придет время, я все равно найду маленькую удаганку и убью ее…

От удара в дверь старик, разодетый в звенящее шаманское платье, осел на пол. Хотел прикрыть голову бубном, но выпустил его из ослабевших ладоней. Обшитый кожею круг тяжело покатился под лавку, переваливаясь на девяти выступах-рожках. Сордонг откинулся на спину, очумело воззрился на входящих и попытался отползти в угол. Багалык приподнял трясущийся подбородок отшельника концом выхваченного из ножен батаса:

– Где ты прячешь странника?!

– Какого странника? – пролепетал Сордонг, боясь шевельнуться. По лбу его заструился пот, всклокоченные пряди тотчас прилипли к вискам.

– Не притворяйся незнающим! Ты приводил его в Сытыган к Никсику!

– Кто набрехал эту чушь?! – заверещал старик.

– Никсик не солгал, перед смертью не лгут! – закричала Модун, выступая из-за плеча багалыка. – Вы с чужеземцем натравили сытыганцев на заставу! Они убили двоих ботуров и сами стали жертвами Илбиса. Ты был с ними?

Сордонг завращал округленными глазами:

– Что ты говоришь, как я мог сойтись с опасным чужаком, отправить родичей на гибель? Я, немощный хворый старик, не способный поднять ничего тяжелее вязанки из пяти веток?..

Чувствуя у шеи острие батаса, Сордонг старался не напрягаться. С возрастающей тревогой следил за тем, как Модун ворошит копьем шкуры на лежанке и тычет в заваленные хламом углы. Жалобно вскрикнув, закатил глаза.

– Ну, хватит, – поморщился Хорсун. – Я насмотрелся этих кривляний еще на том сходе аймачных, когда ты врал о чужом волшебнике, что, по твоим словам, погубил наших шаманов. С тех пор ты, видно, продолжаешь водить дружбу с бесами… Где странник? Где моя жена? Что значат твои слова о маленькой удаганке, которую ты вознамерился убить? Кто она?

– Один я, скучно мне, вот и пою иногда для развлечения все, что в голову взбредет, – пробубнил помертвевший от страха Сордонг.

– Снова врешь! – Хорсун убрал батас с его горла. – Говори правду!

– Я не виновен… это они… они, Никсик и его люди!.. Они сами, я отговаривал, – заканючил старик.

– Ах вот как! Значит, тебе все известно! – вскипел багалык. – Так что же ты изворачивался?!

– Я испугался… Кто не боится великого воина с громовым голосом и карающей рукой? – льстиво залопотал Сордонг, подвигаясь на коленях к ногам Хорсуна.

– Встань! – брезгливо передернулся воин. – Встань, предатель родичей, если в тебе осталась хоть капля человека!

Будто бурлящего кипятка плеснул багалык в больное чрево Сордонга. Всклокотавшая кровь хлынула старику в голову, ногти впились в ладони, вспарывая кожу до мяса… Как он мог впасть в этот постыдный ужас? Как мог так скоро забыть, кто на самом деле велик?! Отшельник скривился от напора жгучей желчи, устремившейся в рот из разгоряченного нутра. Трудно ёкнув, сглотнул разъедающий гортань комок.

Не-ет, пусть подвинется с вершины чванливый Хорсун! Она не для него! Еще не родился человек, способный совладать с шаманом Сордонгом! Если даже багалык убьет его, то… Но он не убьет. Дэллик обещал много весен жизни. Духи не дадут уйти с Орто, ведь в залог своего будущего величия Сордонг бросил им в пасти души родного аймака… Да! Время великого шамана не сочтено!

Ночью Сордонгу удалось изготовить невидимый колдовской самострел. На тугой лук пошла гневная зависть Никсика. На тетиву – больное дыхание Кэнгисы, на стрелу, наконечник и спуск – жизни остальных. Шесть человек – как раз столько, сколько нужно тайному орудию мщения, настороженному и способному ждать в течение неисчислимых весен. Огромное, размером с несколько кёсов пути, взведенное от вершины одного холма у Диринга до макушки другого, оно сначала убьет Хорсуна, а затем поразит его потомков в год возвращения Сордонга на Орто. Шаман возродится из сгустка Сюра, каплей огненной ртути выбьется из глубины адова ада Жабына… Да! Самострел освободит новую стезю не знающему страха Сордонгу, уничтожит всех чародеев и удаганок, способных встать ему поперек дороги!

Мудрый Сордонг побеспокоился и о том случае, если багалыку посчастливится избежать самострела. Поместив в боевой батас, принесенный женой кузнеца, частицу своей материнской души, шаман вновь отправился в Сытыган.

Яркие лучи месяца вплыли в открытую дверь запятнанной пороком родовой юрты. Безумные женщины так и не отцепились друг от друга. Они были при смерти и едва шевелились на мерзлом полу. Страшный уродец, протягивая с лавки бескровные пальцы-ветки, пищал, как крыса. Пришлось навалить на него гнилые циновки, найденные в левой стороне отчего дома. Сордонгу сделалось дурно, но он все же нашел в себе силы призвать духа шаманского предка, чтобы тот помог закрепить в ноже заклятие. Теперь заговоренный батас надежно спрятан в углу старой юрты. Зарытый в земляном полу, нож станет терпеливо ждать человека, который найдет его и разогреет для мести… Да!

Пока жизнь и джогур не исчерпаны, надо бежать из Элен. На Срединной земле много аймаков, и над каждым светит луна. Что бы ни случилось, великий шаман больше не даст себя унизить!

Сордонг нагнулся, но лишь затем, чтобы достать из-под лавки бубен. А когда поднялся, это уже был совсем не тот жалкий, заискивающий старик, только что ползавший на коленях перед багалыком. Глаза его сверкали, как выстуженные после плавки лезвия, трепещущие ноздри шумно вдыхали спертый воздух землянки. Спина гордо выпрямилась, и сильные руки воздели к потолку посветлевший бубен.

Колотушка валялась где-то под нарами, но у Сордонга уже не было времени ее искать. Тихо и вкрадчиво застучала по бубну твердая длань. Зазвенело, зашуршало певучее одеяние. Слабая блуждающая улыбка мелькнула на лице. Один глаз закатился вверх, второй – вниз, страшно заблестели белки, продернутые красными нитями вен. Сордонг запел: