Ариадна Борисова - Люди с солнечными поводьями

Она благодарила время. Целебное время поглощало злую тоску и оставляло тихую надежду. Эмчита дорожила каждым днем, прожитым на Земле.

Сны были цветными. Снился печальный Сарэл с простертыми к югу руками. Снилась долина – цветущая весенняя Элен… Однажды подумалось: может, и сына, где бы он ни жил на Орто, позовет родная земля? Исподволь эта мысль стала посещать чаще.

Весны ложились на лицо лучами новых морщин. Отмечая прожитые зимы, волосы совсем побелели.

– Вот и еще одно мое лето уходит. Вновь одинокая зима крадется ко мне, – вздыхала слепая, плетясь по заиндевелой тропе. – Пора идти на север, в родную мою Йокумену, пока кожа не превратилась в древесную кору, а кости не стали хрупкими, как ветки.

Множество нескончаемых весен пробиралась Эмчита на родину вслед за полетом стерхов. Шла пешком, ехала в повозке или на лодке с попутчиками. Во снах говорила Сарэлу: «Я жива. Я иду. Я уже скоро». Представляла, как ее воздушная душа оборачивается журавлем с красным граненым клювом, с темными дужками на глазах и стремится к желанному гнездовью, перистым облачком истаивая в небесной сини.

Зимой Эмчита останавливалась в селеньях или кочевьях, предлагала услуги знахарки. Порой было жаль покидать людей, приветивших ее по обычаю гостеприимства. Некоторые привязывались к ней и не хотели отпускать. Но чем ближе придвигались земли саха, тем сны становились ярче.

Достигла-таки слепая берегов Большой Реки. Повезло – подвернулась оказия: свадебный поезд собирался в аймак, расположенный выше Элен. Люди согласились взять знахарку с собой. Отчего не взять – ест мало, места занимает немного. К тому же, если в пути вдруг человек занеможет либо олень из приданого невесты подвернет ногу, есть кому подлечить-поправить.

Эмчита не помнила, как дошла с извилины берегового мыса через камни, песок и густой перелесок до Крылатой Лощины, как добежала до гор-близнецов. Торопилась к родной юрте, ни о чем не думая, ничего не слыша, кроме гулкого боя в груди. А лишь коснулась рукой изгороди, по одной ей понятным приметам поняла, что здесь живут другие.

Поднялось из глубины сердца, торкнулось в голову сокрытое знание. Долго и, выходит, вотще отгоняла слепая от себя давнее предчувствие: Сарэла нет на Орто. Должно быть, преданный муж извелся от бесплодного ожидания, потух в сиротливой старости. Он ведь был намного старше жены… Только тут Эмчита почувствовала, что и она стала совсем стара. Но отпечатками на льду выступили из памяти студеные очи, капнутые в середках кровью. Не иначе Дэллик побывал в долине и навел на Сарэла смерть. Недаром толкуют: «Демон возвращается к месту, где ему хоть раз удалось порезвиться».

Люди, которые поселились в этом дворе, расширили его, поставили просторные жердевые ворота. Соединили, кажется, усадьбу Сарэла с соседской, где раньше жил кузнец. Чуя кожей лица прохладные полосатые тени, слепая прошла в середину двора, одну за другой ощупала гладко тесанные колонны коновязей. Прильнула к последней – шершавой, древней, узнавая родовую коновязь Сарэла с навершием-чороном. Когда-то она была ближней к дому. Ее хозяин бегал рядом мальчишкой, привязывал к ней коней молодым, потом зрелым и старым… и отъездил свой путь. А узорная коновязь служит исправно, все еще поет гулкой, изъеденной временем сердцевиной, еще ржут возле него лошади, гремя удилами…

Эмчита хорошо помнила трехрядные знаки-узоры над тремя выемками коновязи. Рисунок нижней выемки напоминал вздыбленные рожки, она предназначалась для рогатых меринов исподнего мира. Средняя, с полосой нарядной, как земля в цвету, – для коней Орто. Верхняя, с черточками-облаками и радугой, – для белых кобылиц небесных удаганок.

Не смогла дотянуться рукою до последнего кольца резьбы и удивилась. Раньше без труда доставала. В юные дни она считалась одной из самых высоких женщин Элен. Выходит, после всех бед, дорог и бессчетных весен убыла ниже прежнего роста едва ль не на целую голову. Немудрено: сносились усталые кости, усохла изжитая плоть.

Женский голос послышался вслед за скрипом двери. Голос был участливым и приятным для слуха. Женщина спросила, кого ищет странница.

– Просто зашла, – ответила тихо слепая.

Хозяйка пригласила старуху в дом. Эмчита понюхала пахнущий окалиной воздух. Значит, наследники ее бывших соседей здесь обосновались. Удобно для кузни: рядом ручей.

Она не открыла, откуда родом и зачем явилась сюда. Женщина, к счастью, оказалась не из любопытных, не стала допрашивать.

– Знахарка я, – призналась Эмчита немного погодя. – Хожу по свету, лечу людей, как могу. Мне понравилась ваша долина. Хочу в ней остаться.

– Оставайся в нашем доме, – ласково предложила Урана – так звали хозяйку, жену кузнеца. – Муж не будет против. Юрта большая, детей у нас нет… Места всем хватит.

Слепая неопределенно кивнула. Она не собиралась никого стеснять.

Прожив у гостеприимной четы недолго, Эмчита перешла в маленькую ладную юрту под левой горой. Ее с помощью друзей выстроил кузнец Тимир.

Люди в долине быстро привыкли к незрячей знахарке. Она спешила помочь по любому зову, а до Каменного Пальца, где находилось селенье ученых жрецов, еще надо было дойти. Вскоре, признав Эмчиту своей, начали поговаривать, что старуха, пожалуй, лучше озаренных смыслит в лечении.

Светящиеся улыбки трав и цветов на родных аласах мнились Эмчите прозрачнее и нежнее, чем в других местах. Душа ее отдыхала в тайге, как птаха в зеленых ладонях весны. Стоя на коленях, она спрашивала у земли разрешения сорвать то, что ей нужно, или корешок выкопать. И легким ветром касалась щек благосклонность Орто, травы согласно качались. А иногда будто мурашки по коже шли – земля предупреждала: «Не срывай эти листья, болячки на них! Как такими станешь лечить?» Но все-таки здесь, в родимом краю, особенно чистой и сильной казалась Эмчите трава.

Слепая по-новому воспринимала Великий лес. Слышала этот мир и старалась ничего в нем не упустить, радуясь его затейливо и вечно, с рассвета до сумерек, с весны до весны меняющейся жизни. Она чувствовала бы себя счастливой, если б не думы о сыне.

Вдалеке раздался жуткий хохот совы. Что-то рано для ночной птицы. Или уже потемнело? Знать, Эмчита случайно уснула от страха. Но ведь не снами были воспоминания! Ох, закостенела, едва до смерти не замерзла… Отчего, дожив до ветхих весен, она забыла большую половину из них, но до мельчайших подробностей помнила все, что было связано с Дэлликом?

Это буря разворошила силу корней старой памяти, а Хорсун вызвал самое затаенное в ней, помянув белоглазого. Будто коросту содрал с незаживающей язвы. Эхом вернулись слова багалыка: «Он любит погуливать в этом лесу…»