Анджей Сапковский - Цири (сборник)

Было семнадцатое сентября, полнолуние. До осеннего Эквинокция оставалось шесть дней.

Мильва, Регис и Кагыр вызвались закупить провиант и укомплектовать снаряжение. Геральту же и Лютику выпало провести разведку в Ридбруне и «взять языка».

Лежащий в излучине реки Нэви Ридбрун когда-то был городком небольшим, если считать городком только плотную деревянную и кирпичную застройку внутри кольца ощетинившихся частоколом земляных валов. Но плотная застройка внутри кольца валов составляла лишь центр города, и здесь жить могло не более десятой части населения. Девять же десятых обитали в шумном море охвативших валы хат, халуп, шалашей, будок, сараев, палаток и фургонов, выполняющих роль жилья.

За чичероне ведьмаку и поэту служил родственник бортника, молодой, плутоватый и нагловатый субъект, типичный представитель здешних шалопаев, родившийся в канаве, в дюжине канав валявшийся и не раз в них же утолявший жажду. В городском шуме, толкотне, грязи и вони он чувствовал себя как форель в хрустальной горной быстрине, а возможность сопровождать кого-то по своему отвратительному городишку его явно радовала. Не обращая внимания на тот факт, что его никто ни о чем не спрашивает, парнишка активно давал пояснения. Оказывается, Ридбрун является важным этапом для нильфгаардских поселенцев, направляющихся на север за обещанными императором наделами: как-никак, четыре лана, или, легко сосчитать, пятьсот морг [24]. К тому же десятилетнее освобождение от податей и налогов. Ридбрун лежит в устье долины реки Нэви, пересекающей горы Амелл и идущей через перевал Теодуль, соединяющий Стоки и Заречье с Маг Тургой, Гесо, Метинной и Мехтом, территориями, уже давно подчиненными Нильфгаардской империи. Город Ридбрун, объяснял сорванец, для поселенцев – последнее место, где еще можно рассчитывать на что-то большее, нежели только на себя, на свою бабу и на то, что уместилось на телегах. Поэтому-то большинство поселенцев довольно долго стоят под городом, набираясь духа для последнего рывка к Яруге и за Яругу. А многие из них, добавил парень с гордостью канавного патриота, остаются в городе навсегда, потому что город этот – ого-го! – культура, не какое-то тебе деревенское, провонявшее навозом захолустье.

Сказать по правде, Ридбрун тоже здорово вонял, в том числе и навозом.

Геральт несколько лет назад побывал здесь, но теперь городка не узнавал. Очень многое изменилось. В былые времена здесь не шаталось столько конников в черных латах и плащах с серебряными эмблемами на нарукавниках. В былые времена под городом не было и каменоломен, в которых ободранные, грязные, истощенные донельзя и окровавленные люди ломали камень на плиты и дробили на щебень, подгоняемые палками одетых в черное надсмотрщиков.

– Здесь стоит много нильфгаардского войска, – пояснил мальчишка, – но не постоянно, а только на время перерыва в переходах и преследовании партизан из организации «Вольные Стоки». Сильный нильфгаардский гарнизон сюда пришлют, когда уже на месте старого города будет возведена большая каменная крепость из того камня, который добывают в каменоломнях. Камень же ломают военнопленные. Из Лирии, Аэдирна, последнее время из Соддена, Бругге, Ангрена. И из Темерии. Здесь, в Ридбруне, вкалывают сотни четыре пленных. Добрых пять сотен работают на рудниках, приисках и в карьерах вокруг Бельхавена, а свыше тысячи строят мосты и ровняют дороги на перевале Теодуль.

На городском рынке и во времена Геральта тоже стоял эшафот, но не столь пышный. Не было на нем такого количества вызывающих мерзкие ассоциации приспособлений, а на шибеницах, кольях, вилах и шестах не висело и не торчало столько вызывающих отвращение и разлагающихся декораций.

– Это все господин Фулько Артевельде, недавно назначенный армейскими властями префект, – пояснил сорванец, глядя на эшафот и украшающие его детали человеческой анатомии. – Это опять же господин Фулько послал кого-то к палачу. Шутки шутить с господином Фулько нельзя. Это свирепый господин.

Знакомец паренька, искатель алмазов, которого они нашли на постоялом дворе, не произвел на Геральта приятного впечатления, поскольку пребывал в том дрожаще-бледном, полутрезво-полупьяном, полуреальном и близком к сонному умопомрачению состоянии, в которое повергает человека беспробудная пьянка. У ведьмака мгновенно упало сердце. Походило на то, что сенсационные сообщения о друидах могли иметь источником обычную delirium tremens [25].

Перепившийся искатель алмазов отвечал – как ни странно! – на вопросы вполне осмысленно, замечание Лютика о том, что не очень-то он похож на искателя алмазов, искатель остроумно отвел, сказав, что как только найдет хоть один алмаз, то сразу же будет походить. Место пребывания друидов над озером Мондуирн он назвал конкретно и точно, без фантастических украшательств и дутой мифоманской манеры. Позволил себе спросить, чего это собеседники ищут у друидов, а когда ему ответило презрительное молчание, предупредил, что появление в друидских дубравах равносильно верной смерти, поскольку друиды взяли за правило пришельцев хватать, засовывать в куклу, именуемую Ивовой Бабой, и сжигать живьем под сопровождение молитв, пения и заклинаний. Из рассказа следовало, что безосновательные слухи и глупые суеверия постоянно сопровождали друидов, четко выдерживая дистанцию в полстае.

Дальнейшую беседу прервали девять вооруженных гизармами солдат в черной форме, со знаками солнца на нарукавниках.

– Вы есть, – спросил командовавший солдатами унтер-офицер, похлопывая себя по лодыжке дубовой палкой, – ведьмак по имени Геральт?

– Да, – после недолгого раздумья ответил Геральт. – Мы есть таковые.

– Посему соблаговоляйте проследовать за нами.

– Откуда такая уверенность, что я… соблаговоляю? Я что, арестован?

Унтер долго молча и, казалось, бесконечно глядел на него, и глядел странно, как-то без всякого уважения. Было ясно, что восемь сопровождающих его солдат дают ему основание смотреть именно так.

– Нет, – ответил он наконец. – Вы не арестованы. Арестовывать приказа не было. Если б такой приказ был, я б вас по-другому спрашивал, глубокоуважаемый господин. Са-а-авсем по-другому.

Геральт поправил пояс, на котором висел меч. Поправил достаточно демонстративно и холодно ответил:

– А я по-другому бы отвечал.

– Ну-ну, господа, – решил вступить в разговор Лютик, изобразив на лице нечто такое, что, по его мнению, было улыбкой опытнейшего дипломата. – К чему такой тон? Мы люди порядочные, опасаться властей нам нет резона, более того, мы с удовольствием содействуем властям. Всякий раз, как выпадает такая оказия, разумеется. Но, учитывая сказанное, хотелось бы и нам от власти видеть то же, не правда ли, господин военный? Хотя бы столь мизерную вещь, как разъяснение причины желания урезать наши и без того урезанные гражданские свободы.