Елизавета Дворецкая - Тайна древлянской княгини

И Змей-звезда на миг погасла, а потом засияла вновь – или это сама Предслава моргнула, не выдержав тысячеглазого взгляда звездного неба?

Хельги бросил кости, и оба они с Болли наклонились над песком, разглядывая в свете костра, что принес ему жребий.

– Это чего же получается… – Болли почесал затылок.

Одна из костяшек раскололась – откололся уголок, на котором была еще одна точка в кругу, и получилось шесть-семь.

– Я же знал, что я удачливый! – Хельги перевел дух. – Но кости больше не пригодны для игры, поэтому ограничимся одной попыткой. я выиграл, и это кольцо вместе с этой женщиной теперь мое. А ты можешь утешиться тем, что заберешь старую ведьму. Может быть, на дне моря она опять сделается молодой и красивой? Была же она такой когда-то, лет сто назад!

– Да, сейчас ты выиграл, – помедлив, вздохнула тьма за гранью пламенного света. – Но знай: ничто не дается даром. За всякую победу приходится платить, и если бы люди наперед знали цену иных подарков судьбы, то предпочли бы от них отказаться.

– Я никогда не отказываюсь от подарков.

– Ты получишь эту женщину и все то, что она принесет с собой: родство с местной знатью, власть, влияние, поддержку, богатства. Она даст тебе новую женщину, продолжательницу твоего рода, и даже двух – пусть все будет так, как ты хотел! Но и я получу с этого кое-что – ведь и я тоже выиграл. У меня много времени, я могу ждать. Я могу ждать так долго, как стоит эта земля и течет эта река. я пришлю сюда ту, что будет творить мою волю, и вы сами откроете ей двери в этот мир. Она придет незваной, как та, что лишь сама решает, когда ей прийти к каждому из смертных. Ей достанется все то, что вы и ваши предки создали и завоевали для себя и своих потомков. Ей и ее потомству, больше никому. Однако и склонность к братоубийству твои потомки тоже получат от тебя в наследство. В каждом поколении твоего рода братья будут проливать кровь друг друга. Ты удачлив, но ты только человек. Я пережду твою удачу, а моя воля свершится так же неизменно, как течение рек в Бездну.

И черное пятно растаяло. Сразу стало видно, что уже светает – самый глухой час короткой Купальской ночи прошел. Костер, в который никто не подкидывал дров, уже догорал, но и без него был различим берег, дремлющие кусты, лодка на песке, а за ней вода реки – широкой, сильной, молчаливой, как всегда.

– Не надейся, что напугал меня! – насмешливо бросил Хельги ему вслед. – Ведь тот из будущих братьев, что победит других и уцелеет, унаследует мою удачу. Этого достаточно. Мои потомки не станут делить на много частей то, что я завоевал, – это неразумно. Один, самый сильный, будет владеть всем, и пусть Хель забирает остальных.

Поднявшись, Хельги приблизился к тому месту, где раньше было черное пятно. На самой границе воды и суши лежало на мокром песке золотое кольцо с кроваво-красным гранатом – можно было подумать, что его просто выбросило волнами. А все остальное – Ящер-Волхов, игра в кости, жуткое предсказание – им только пригрезилось. Хельги подобрал кольцо, небрежно обтер о подол рубахи, вернулся к Предславе и снова сел рядом с ней на песок.

– Придется мне обручиться с тобой еще раз, – сказал он, сжимая кольцо, чтобы свести потеснее концы незамкнутого золотого ободка и сделать его поменьше. – Вот так! – Он надел кольцо ей на палец. – Теперь не болтается? Больше не упадет?

– Нет. – Предслава помотала головой.

– Это хорошо. Второй раз мне может и не так повезти. Я, правда, знал, что эта кость паршивая и хрупкая, но под рукой ничего другого не оказалось. А она ведь могла расколоться и в первый раз, когда бросал он! Жаль, драконий зуб мой пропал! – Хельги с сожалением посмотрел на волны. – Омытый кровью этой старой мары, он стал бы еще сильнее…

– Или сам впился бы тебе в горло.

– И так могло быть. Но, пожалуй, то, что я взамен приобрел, не многим хуже.

– Теперь ты наконец перестанешь завидовать твоему дяде Одду?

– Я вовсе не завидую моему дяде Одду, – непринужденно, но с тайным упрямством отозвался Хельги, и Предслава поняла, что он хоть и говорит неправду, никогда не позволит заподозрить себя хоть в какой-то слабости. И это, пожалуй, можно назвать самой большой его слабостью.

– Но ты же все время стремишься повторять его подвиги, разве нет?

– Ты считаешь, я не должен был с тобой обручаться?

– Отступать поздно. – Предслава наконец улыбнулась, черпая в этой мысли немалое удовольствие. – Ты ведь призвал в свидетели обручения всех моих родичей, самых знатных хёвдингов Альдейгьи, богов, священный холм, и даже сам Волхов был вынужден признать твои права. Но я скажу тебе, почему ты не должен беспокоиться о славе своего дяди.

– Почему? – Зеленые глаза Хельги смотрели на нее сосредоточенно и вопросительно.

– Я сейчас поняла. Одд сам находится в мире людей, но обладает способностью притягивать к себе иной мир. Поэтому он носит прозвище Хельги – Вещий, но только прозвище. А для тебя это стало именем – ты сам отчасти находишься в ином мире. И это он должен завидовать тебе! Он всю жизнь бродил по дальним странам, скитался по морям, чтобы найти иной мир. А тебе не надо его искать – ты носишь его в самом себе.

Хельги помолчал, но по его слегка изменившемуся лицу Предслава поняла, что ее рассуждение ему очень понравилось.

– Но раз уж ты это признала, теперь-то у тебя наконец появилось желание меня поцеловать? – Он обратил на нее уже знакомый ей взгляд, в котором было тепло, выражение соблазна и легкого, чуть насмешливого вызова.

Предслава улыбнулась, глядя ему в глаза и всем существом ощущая облегчение. Не только снаружи, но и внутри ее будто наступило утро – черная Бездна закрылась, отдалилась, исчезла, в душе разливалось мягкое сияние светлого утреннего неба, предвестие прекрасного, теплого, солнечного, долгого дня на самой макушке лета. И сейчас она ощущала эту радость обновленного мира так остро и сильно, как никогда в жизни. Мир все увереннее входил в привычные берега. Купальская ночь миновала, ворота Той Стороны закрылись, оставив все мертвое внутри, а все живое – снаружи, как тому и положено быть. Даже в самом Хельги она уже не видела иномирного существа – наверное, соседство с духом Волхова выявило то, что Хельги сын Сванрад, при всех его способностях, все же живой человек, рожденный женщиной. И сама его красота словно возвращала Предславу к жизни: эти изумрудные глаза, так красиво оттененные черными бровями и длинными густыми ресницами, смуглое лицо с двумя маленькими шрамами – один на скуле под левым глазом, другой справа на лбу. Все это казалось ей так прекрасно, что только бы видеть его, и больше ничего не надо для счастья. Ее влекло к нему, хотелось прикоснуться к его плечу, почувствовать тепло его кожи.