Елизавета Дворецкая - Тайна древлянской княгини

Приближаясь к краю оврага, она нетерпеливо, с досадой взмахнула рукой – девушки быстро, толкаясь и тесня друг друга, выстроились в ряд, взялись за руки и растянулись так, чтобы охватить почти весь овраг. В «берлоге» их с нетерпением дожидался Гостята, одетый в шкуру и личину: вот-вот «медведь проснется», разбуженный девичьим пением, вылезет со страшным ревом, начнет гоняться за девчонками, пока не поймает одну и не утащит к себе в логово, а парни потом будут его оттуда выгонять с рогатинами и собаками, чтобы освободить «похищенную Лелю» и тем окончательно выпустить в мир весну… Вопля, визга, возни, беготни, драки хватит надолго, а разговоров потом будет еще больше. И не один день еще всякий встречный станет подмигивать той «Леле», которую медведь поймает. А кто посмелее – и доставать расспросами, что такое лесной хозяин в своей берлоге успел с нею сотворить…

– Я не опоздал? – послышалось сзади. Предслава обернулась: ей поклонился мужчина на шестом десятке, седой, полноватый, но еще крепкий и бодрый. – Здравствуй, Волегостевна! Как там, медведь еще не съел мою внучку?

– Здравствуй, Рерик ярл. – Предслава улыбнулась. – Не беспокойся, я за ней присмотрю.

– Я знаю, тебя медведь должен послушаться. – Рерик ярл окинул взглядом ее медвежью накидку. – И все-таки, ты знаешь, за столько лет я так и не смог привыкнуть, что здесь, в Ладоге, берсерки – женщины!

Предслава засмеялась.

– Не пора тебе еще сменить эту «медвежью рубашку» на какую-нибудь красивую греческую далматику? Ты слишком молода и красива, чтобы проводить время под землей и заседать в совете седых старух. Недавно я слышал предание, будто сама богиня Лада зимой ходит по лесам в облике медведицы, а весной, как раз в этот день, сбрасывает шкуру и снова оказывается прекрасной девой! я вспомнил об этом, когда тебя увидел. Что хорошо для богов, то хорошо и для людей, и ты будешь прекрасна, как настоящая богиня, когда сбросишь шкуру!

– Срок придет – глядишь, и сброшу. – Предслава отвела глаза.

– А если для этого нужно сделать что-то особенное… например, рассечь шкуру острым мечом… или, допустим, чтобы деву-медведицу поцеловал отважный воин… ты лишь дай мне знать! – Рерик ярл подмигнул ей и расправил усы, показывая, что не утратил с годами доблести ни в каком отношении.

Предслава засмеялась, отворачиваясь. Эти намеки ее не так чтобы удивили: за зиму она не раз слышала разговоры на сей счет и знала, какого мнения держатся ее родичи, не исключая бабки Милуши и воеводы Велема. Именно Рерика ярла прочили ей в женихи по окончании срока ее «печали». Будучи сам старинного королевского рода, он имел право искать руки бывшей княгини. Рерик ярл жил в Ладоге уже лет пятнадцать и пустил корни. Многие знатные роды были бы не прочь с ним породниться, но он ловко избегал этой чести, умея притом никого не обидеть. Впрочем, отцы и деды возможных невест сами помогали ему в этом, отчаянно соперничая между собой, и существовала даже договоренность, что ради общего спокойствия Рерику не следует брать жену ни у кого из местных. Но теперь, когда появилась Предслава, Рерик сам стал намекать Велему, что не прочь к ней посвататься. И Велем обрадовался: выйти за человека менее знатного для его племянницы означало уронить себя, а князья ведь в ворота гурьбой не ломятся.

К тому же он был бы вдвойне рад найти для Предславы достойного жениха именно здесь, в Ладоге, чтобы Ольг киевский больше не мог сватать ее в Русскую землю, но при этом не имел оснований обижаться, что она отвергла тех, кого он ей предлагал. В отличие от Ольга, твердо обещавшего отдать свою дочь Зарялу, ладожане насчет Предславы обещали самое большее подумать.

Но Предслава радовалась, что еще почти полгода может уклоняться от разговоров о сватовстве. Она ничего не могла сказать против Рерика – он хоть и не молод, но удивительно бодр для своего возраста, однако грустила при мысли, что неминуемо овдовеет опять. Через пять лет, пусть даже через десять – все равно ей доживать век одной. Видно, на роду написано…

– Насколько мне известно, в нынешнее лето воевода снова намерен ехать в Киев, – продолжал Рерик. – Он ведь должен привезти в жены сыну ту деву, дочь Ольга, которую просватал в прошлом году. И мне также известно, что он сомневается, захочет ли Ольг киевский выполнять договор…

Предслава повернулась и вопросительно посмотрела на собеседника. Такие сомнения действительно существовали – и Велем, и она сама отлично помнили, что расстались с киевским князем не очень-то по-дружески, – но Рерик говорил так, будто имеет добавить нечто особенное.

– И сдается мне, что Ольг охотнее отдаст дочь в Ладогу, если ты, его племянница, станешь моей женой, – закончил Рерик. – Тогда Велем сможет требовать, чтобы Ладога была включена в докончание с греками, что нам принесет большие выгоды. Ведь ты – дочь бывшего киевского князя Аскольда, внучка Ульва Дира, который впервые утвердил в той земле власть северных князей. И к тому же рассказывают, что сам Ульв Дир был человеком Ингвара конунга, сына Харальда Боевого Зуба, и тот отправил его на завоевание Миклагарда.

– Это неправда, – Предслава с сожалением покачала головой. – Ингвар конунг жил давным-давно – века полтора назад, а Ульв Дир прошел через Ладогу на юг только при моей прабабке Радогневе. Сейчас в живых уж нет никого, кто бы его помнил, но моя мать в юности таких людей застала.

– Но кто об этом знает в Киеве и тем более в Миклагарде? – справедливо возразил Рерик. – Никто не знает. И твое родство с Аскольдом и Диром значит очень много, как в Ладоге, так и в Киеве. И если бы мы успели полностью уладить это дело до отъезда Велема, то и сам поход его имел бы гораздо больше надежд на успех.

– Почему же так? – Предслава снова отвела глаза. – я бы сказала, что наоборот. Ведь у тебя уже есть жена, знатная женщина и родная сестра Ольга киевского. Если ты возьмешь другую, он увидит в этом обиду своему роду. И едва ли он предпочтет племянницу жены своей собственной родной сестре! Боюсь, такая свадьба лишь рассорит нас с Киевом и помешает всему делу.

– На первый взгляд ты права, – охотно согласился Рерик. – Но если взглянуть с другой стороны, то, на ком бы я ни женился сейчас, мои сыновья все равно останутся племянниками Ольга. А ему нужны меха, и он будет только рад, если моей женой станет племянница его жены. Мы породнимся заново. А он не может не понимать, что от такой жены, как ты, мне здесь гораздо больше пользы. К тому же… – он задумчиво посмотрел вниз по Волхову, – я не имею от моей жены никаких сведений вот уже лет пятнадцать. Весьма возможно, что ее нет в живых. А она уж точно почитает мертвым меня, и я бы не удивился, если бы оказалось, что она уже лет десять замужем за каким-нибудь достойным ее рода вождем.