Гай Орловский - Королевство Гаргалот

Когда мы пришли на место, я разбросал ветки и взял мешок поменьше, Понсоменер так же молча взял второй, ничего не сказал, только взвесил на руке и посмотрел как-то странно.

Рундельштотт и Фицрой, как будто почуяли, что я вернулся, или же ощутили неудобство, когда исчез Понсоменер, сейчас уже у скатерки, один сидя, второй полулежа, преспокойно пьют вино.

Я сказал издали с тяжелым сарказмом:

– Как переживают, как переживают!..

Рундельштотт от испуга подпрыгнул, а Фицрой оглянулся, радостно вскинул руку с кубком в кулаке.

– Точно!.. Вот пьем с горя. Чтобы заглушить тревогу. Ты наверняка там вылакал уже полбочонка? Вон булькает у тебя! И даже звякает.

Понсоменер опустил мешок на землю рядом с моим и присел к скатерти.

Рундельштотт сказал почти виновато:

– Прости, не дождались, сели перекусить. Это еще не завтрак, а так просто…

– Ага, – сказал я сварливо, – то-то сразу полмешка опустело.

– Ничего подобного, – возразил Фицрой. – Великий мастер создает вино прямо на месте!.. Тебе бы так научиться!.. Ну, какие новости? Говори быстрее! Мы же всю ночь не ели, за тебя переживали. Решил все миром?

– Точно, – ответил я. – Правда, небольшая накладка все же случилась, то так, совсем мелочь.

– Насколько? – уточнил Рундельштотт. – И что это у тебя за мешки?

– Это я там в прошлой жизни оставил, – сообщил я. – В дупле старого-старого дуба под охраной мудрой, как наш мастер, совы. А теперь, думаю, пригодится.

Фицрой потер ладони.

– Что-то чую, чую!.. Мне твои мешки нравятся все больше. А когда раскрываешь, жить становится совсем интересно. Садись, теперь будем завтракать по-настоящему.

Я покачал головой.

– Я сыт. Правда-правда. Герцог постарался накормить так, что пришлось пояс расстегнуть на две дырки.

– Не на три же, – заявил Фицрой. – Я обычно расстегиваю на четыре! Тебе еще учиться и учиться, как пировать вволю и в радость. Как прошло?

Все трое притихли, готовые слушать. Я сел, есть в самом деле не хочется, Аня постаралась на совесть, сказал степенно:

– Как я и предполагал в своей мудрости, герцог оказался человеком рассудительным и понимающим доводы. Большого труда не составило убедить его не пытаться вредить королеве. Он понял и принял, что Антриас, который их подзуживает, отберет и те свободы и вольности, что у них сейчас есть, как только захватит Нижние Долины.

– Ты гений! – воскликнул Фицрой в восторге. – Я верил в тебя!.. Я всегда в тебя верил!..

– Правда? – спросил Рундельштотт. – А мне говорил…

Фицрой подскочил, как ужаленный:

– Юджин, не слушай его!.. Мастер, как не стыдно? У вас вон уже почтенная старость налицо, а вы какой-то несерьезный!.. Юджин, а что дальше? Герцог принес присягу на верность королеве?

– Почти, – ответил я.

Он поперхнулся.

– Это как? Либо принес, либо не принес, а как это «почти»?

– Всегда какая-то свинья да помешает, – пожаловался я. – Так и нам помешали. Вбежал младший брат герцога и начал обличать… Ну, все знаете, как подростки любят обличать. Обличал-обличал, герцог начал сердиться.

Фицрой прервал:

– Младшие братья всегда зло. Обличая, он и тебя смешал с дерьмом? А то еще и втоптал? По ноздри?

– Это не считается, – пояснил я с достоинством. – Он не должностное лицо, а так… всего лишь брат. Я мудро разделяю высказывания лиц при исполнении и родственников. Земли этого брата намного западнее, а здесь он в гостях. Потому официально он никто, хотя неофициально дорогой брат.

Фицрой покачал головой.

– Ты дипломат, а я бы ему дал в лоб за такие слова.

Я тяжело вздохнул.

– Какой ты грубый. Я вот ни за что бы так… хотя да, пришлось.

– Что, – спросил Фицрой в недоумении, – что пришлось?

– Дать в лоб, – ответил я. – Нечаянно, но с умыслом. Без всякого желания навредить.

Фицрой спросил с надеждой:

– А что… ты его сильно… это… в лоб?

– Не очень, – пояснил я. – Сапоги уцелели… И пряжка с пояса как новенькая!.. Увы, этот пустячок с младшим братом все испортил. Вот так часто бывает, когда все продумаешь и двигаешься точно и ровно, а на последнем шаге спотыкаешься на каком-то мелком камешке!..

Фицрой вытаращил глаза, не зная, что и сказать, а Рундельштотт спросил в нетерпении:

– Давай о главном! Что герцог? Герцог что сказал?

– Увы, – ответил я со вздохом, – слишком сильны в этих пасторальных землях примитивные родственные связи! Дождемся ли демократии, когда брат идет на брата, сын вяжется с матерью, отец насилует дочь, вообще каждый за себя и только несуществующий Бог за всех?..

Рундельштотт сказал кротко:

– Не отвлекайся.

– Да это я так, – пояснил я, – вбоквельные мысли и раздумья о судьбах родины и Отечества, что идут вразрез с нашей примитивной моралью. В общем, герцог, почему-то сильно обидевшись за погибшего прямо на его глазах всего лишь брата, подумаешь, сразу забыл весь свой неоплатный долг перед королевством и человечеством, в довольно грубой форме велел меня уничтожить сразу и на месте.

– Ух ты, – сказал Фицрой, загораясь, – ну-ну, дальше?

– Уничтожил, – ответил я грустно.

Фицрой охнул, вытаращил глаза.

– Но ты же вроде живой!

Я отмахнулся.

– Да разве это жизнь? Я уничтожен как умелый дипломат, как переговорщик, как умеющий найти выход… Но не нашел, позорно сбежал.

Рундельштотт все это время обгладывал гусиную лапку, наконец зашвырнул ее в кусты.

– Но ты же не отступишь?

– Мастер, – сказал я твердо, – как могу отступить, когда вы учили меня идти только вперед, ломая все преграды, ибо несу демократию и что-то там еще нужное или полезное, не помню?.. Конечно, я просто обязан это дело закончить. Мирно и окончательно.

Фицрой довольно потер ладони.

– Люблю я это, когда ты все миром… Потом точно не с кем ссориться. Пойдем сейчас?

– Куда? – спросил я.

– Решать вопрос, – подсказал он.

Я подумал, кивнул.

– Хорошо, бери мешок. Да не тот старый, а новенький, что я только что принес. Вот этот. Тебе понравится, он тяжелый, а то у тебя руки что-то одряблели.

– У кого одряблели? – спросил он обиженно. – Это у тебя одряблели! Я и два понесу!

– Хорошо, – сказал я кротко, – уговорил. Неси оба.

На вершину холма, где осталось вытертое нашими пузами лежбище, он в самом деле дотащил оба мешка, тяжело дыша и выпучивая глаза, весь красный, как вареный рак.

– Это потому, – сказал он сердито, что на горку! И не шел я, а бежал! Что там у тебя?

– Арбалет, – сообщил я. – Всего лишь привычный арбалет.

У него глаза расширились, когда я вытащил части снайперской «СУБ-12» и начал складывать воедино.

– Ничего себе привычный, – сказал он почти шепотом. – Это даже не знаю… Похоже, эта штука помощнее того арбалета, из которого ты так лихо сшиб флаг на шпиле?