Анна Калинкина - Метро 2033: Обмануть судьбу

– Там еще и пруды, – озадаченно протянул Следопыт, словно это в корне меняло дело.

– Все правильно, – со знанием дела заявил Медный, – в каждой уважающей себя усадьбе должен быть черный пруд, где цветут если не лилии, так на худой конец кувшинки, а если там еще кто-нибудь от несчастной любви утопился, так вообще отлично. Призрак будет являться нам и не даст соскучиться по дороге.

– В воде обычно самые гады и водятся, – авторитетно пояснил Следопыт. – Не люблю, когда возле воды приходится работать.

– Там речка какая-то протекает, вот и пруды, – пояснил Литвин.

– Что за речка?

– Чурилиха вроде.

– Тут еще что-то написано, – пробормотал Айрон. – Это про историю парка. Так, Строгановы, князья Голицыны, бла-бла-бла – это ладно, дела давно минувших дней, вряд ли это нам в поисках поможет.

– Да про парк я вам и так расскажу, – хмыкнул Литвин. – Это старая графская усадьба, очень красивая. Речка в нескольких местах перегорожена плотинами, поэтому прудов там несколько. На берегу одного из них, Верхнего Кузьминского, двадцать лет назад еще стояли графские конюшни, рядом еще несколько строений – птичник, павильон для купания. А сам дом, увы, сгорел еще в начале прошлого века, здание было отстроено заново, и в нем разместился исследовательский институт с биологическим уклоном. Впрочем, и он закрылся лет за десять до Катастрофы. Любопытно бы взглянуть, не осталось ли там чего интересного.

– И что тут у них творилось? Завод автомобильный закрылся, институт закрылся, – недовольно пробормотал Следопыт. – Полный бардак.

– А что мы все-таки там ищем, коллеги, – извините за нескромный вопрос? У кого какие установки? – иронически поинтересовался Айрон.

Все вдруг заговорили, перебивая друг друга, и разобрать что-либо в этом гомоне было очень трудно. Следопыт заявил, что ему велено обращать внимание на всякие странности, Литвин что-то объяснял про институт и карту местности, Айрон уверял, что как раз в таких местах хорошо устраивать всякие схроны – никто не заподозрит. Только Искра внимательно слушала. И Федор молчал.

У Крота вновь зародились подозрения. Его не покидало ощущение, что по крайней мере кто-то один из них отлично знает, зачем именно их туда послали, но помалкивает до поры. «Ишь, рыжая лисичка, насторожила ушки, – подумал он. – А что, вас там на Красной Линии с детства тренируют, – не удивлюсь, если главная в паре на самом деле ты, а Следопыта с тобой для отвода глаз послали». Крот уже убедился – женщины бывают коварны.

– Да я убежден – нет там на самом деле ничего интересного, в этом парке, – пробурчал Айрон.

– А почему же нас туда так вдруг послали всех сразу? – спросил Федор.

– Ой, я вас умоляю, – скривился Айрон, – не знаете, что ли, как разведка у нас работает? Им же надо отчитываться как-то – что не зря грибы едят, свининкой закусывают да бражкой запивают. А иногда и не бражкой, а коньяком еще из старых запасов – а это сейчас дорогое удовольствие, сами знаете. И вот является, допустим, кому-нибудь из деятелей Рейха видение – про парк Кузьминки. Или сон вещий снится. Почему – хрен его знает? Может, его туда в детстве водили родители, еще до Катастрофы, когда был он еще не Гансом, а каким-нибудь сопливым Сашкой или Ванькой и о последующей карьере в фашистском треугольнике, в Четвертом рейхе думать не думал. Может, он там с лошади упал, поэтому в его голове эта прогулка и отложилась. И кажется ему спустя много лет, что увидел он там что-то или байку услышал, на которую стоило бы обратить внимание. А он тогда, по малолетству, всей важности не понял, а вот теперь вдруг, спустя много лет, вспомнил – может, про тот же институт. И померещилось ему, что там-то и хранится панацея от всех нынешних бед человечества. И кричит он – проводите меня к фюреру, я готов поведать ему секрет могущества державы нашей, который сделает ее и вовсе непобедимой. Ну, может, к фюреру его так прям и не отведут, а займутся им всяческие службы, и бедолага еще сто раз потом пожалеет, что сон тот увидел. А потом кто-нибудь из сотрудников служб случайно или нарочно проболтается в кабаке, где сидит себе красный шпион – про которого, как про Штирлица, все знают, что он шпион, но никто доказать не может – все равно как-нибудь вывернется. И тот намотает себе инфу на ус, и полетит донесение руководству – не кому-нибудь, а самому товарищу Москвину.

Следопыт с неудовольствием посмотрел на Айрона. Но тот, не обращая внимания, продолжал:

– А если там поблизости еще ганзейский шпион случится – вот тебе и понеслось… И отряжают туда державы сталкеров, каких не особо жалко, – надо же проверить инфу, а вдруг и впрямь что-нибудь. А в Рейхе тем временем радуются, руки потирают, что заварили такую знатную кашу. Вот так примерно это и работает. Не слушай, девочка, дядю, рано тебе еще про политику много знать, – сказал он Искре, которая пристально уставилась на него.

– О, анекдот вспомнил про нациков, – потер вдруг руки Следопыт. – Прикиньте, идет солдат Ганс из Четвертого рейха по туннелю, неуютно ему, шорохи всякие слышатся. И догоняет он мужика. О, говорит, хорошо, пойдем вместе, а то мне не по себе тут. Идут, а Ганса вдруг начинают сомнения разбирать – подходящий ли это попутчик. С виду мужик как мужик, а чего у него в голове – неизвестно. Вот Ганс и спрашивает: «Слышь, комрад, а ты как к мутантам относишься?» А мужик засмеялся дьявольским смехом и говорит: «Как, как? Отношусь – и все!» И шестипалой рукой хвать его за горло!

– Да это баян уже, – сказал Айрон.

– А вот интересно – есть тут у них дети с отклонениями? Как здесь, на станции, к этому относятся?

– Здесь детей вообще практически нет, и молодежи – тоже.

– Вот это-то и странно.

– Ну, может, оттого, что станции неглубокого залегания, народ больной. Может, дети слабые рождаются, многие не доживают до взрослого возраста. Ведь наверняка, пока сообразили, как воду очищать, какие меры предосторожности принимать, многие дозу схватили. А потом началось: «А почему у вашей дочки серые щечки? – Она давно не брилась» [2]

– А тут написано – усадьба Деда Мороза? Это что такое? – удивилась Искра.

– Да просто избушка. Туда детей водили на экскурсии.

– А катание на тюбингах – это как? Чего только люди не придумают.

– Это не те тюбинги, которые в метро, – развеселился Айрон. – Это ватрушки.

Крот помнил еще, что ватрушками раньше назывались вкусные лепешки с творогом в середине, но никак не мог взять в толк, как можно на них кататься.

– Так назывались раньше сани надувные – тюбинги, ватрушки, – сжалившись над ним, пояснил Айрон. – Еще какое-то было у них кондитерское название – бублики, что ли? Круассаны? А, нет, вспомнил – пончики!

Крот сердито мотнул головой. Никогда не случалось ему в детстве кататься на надувных санях. На обычных, ободранных, с полозьями, доставшихся по наследству еще от деда, – это да. А еще разве что на ледянке. Хотя разве это главное? Главное – чтоб горка была крутая, а вместо санок можно хоть поднос из столовой приспособить, что они однажды с пацанами и сделали. Вспомнив зимние забавы, Крот опять загрустил. Теперь это все в прошлом, никогда больше не скользить ему с горы, замирая от восторга. Зимой теперь лучше лишний раз на поверхность не выходить – снег заметает развалины, заблудиться легко, а там и замерзнуть недолго.