Джо Аберкромби - Полмира

Таких куч на пыльном полу громоздилось приличное количество.

– Неплохой особнячок ты себе подобрал.

– Я – сын своей матери, – парировал Ярви. – Хотя она, конечно, больше мне не мать.

В облупившемся зале, где они сели обедать, могло бы уместиться человек сорок, но команда как-то разошлась по своим делам, и теперь в пустой комнате гуляло эхо.

– Что ты здесь делаешь, Сумаэль?

– Встречаюсь со старыми друзьями, – и она с улыбкой откинулась в кресле, положив ногу в заляпанном грязью сапоге – обувь странно не вязалась с роскошным одеянием – на исцарапанную столешницу.

– Я помогла дяде с постройкой корабля для Императрицы Теофоры, и все завертелось. В общем, к неудовольствию некоторых придворных, она назначила меня смотрителем императорского флота.

На лицо упала темная прядка, она оттопырила губу и сдула ее прочь.

– С кораблями ты управлялась отлично. У тебя это хорошо получалось. – Ральф смотрел на нее с улыбкой, как на любимую дочку, которая вдруг приехала навестить родителей. – Это – и людей злить.

– Императорские корабли гнили в гавани Ругоры, чуть дальше отсюда. А именно там, так случайно совпало, воспитывалась племянница Императрицы Виалина.

На лицо Сумаэль снова упала прядка, она снова отдула ее.

– Или содержалась в заключении, это как посмотреть.

– Содержалась в заключении? – удивился Бранд.

– Царственные особы здесь не слишком доверяют друг другу, – пожала плечами Сумаэль. – Но Виалине хотелось узнать побольше о флоте. Побольше обо всем. И мы… подружились. Да. А когда Теофора занемогла и Виалину вызвали обратно в Первогород, она попросила меня поехать с ней и… – Сумаэль поддела пальчиком цепочку с глазками и отпустила. Цепочка тонко зазвенела. – Одним словом, обстоятельства сложились таким волшебным образом, что я теперь – советница при особе Императрицы Юга.

– Талант – он не потонет, – одобрительно покивал Ральф.

– Как говно, ага, – проворчала Колючка.

Сумаэль широко улыбнулась:

– По себе судим?

Бранд заржал, Колючка смерила его злобным взглядом, и тот примолк.

– Значит, ты теперь – правая рука самой могущественной женщины мира? – спросил Ральф, поглаживая лысую голову.

– Ну, я же не одна такая.

Прядка упала снова, Сумаэль недовольно скривилась и принялась перекалывать волосы.

– Есть такой совет двенадцати, и большинство из них преданы герцогу Микедасу. Виалина, конечно, Импертрица, но это пустой титул. Вся власть у Микедаса, и он не собирается ей делиться.

– С нами, во всяком случае, он не поделился ничем, – заметил Ярви.

– Как же, наслышана.

Волосы темной завесой упали ей на лицо, сквозь пряди сверкнул хитрый любопытный глаз.

– Но вы, по крайней мере, вышли из дворца с головами на плечах.

– Думаешь, нам удастся не расстаться с ними, если мы здесь задержимся? – спросил Ярви.

Сумаэль покосилась на Колючку:

– Это зависит от того, насколько вы искушены в дипломатии…

– Я умею быть дипломатичной, – прорычала она.

Сумаэль улыбнулась еще шире. Похоже, на эту женщину не действовали никакие угрозы.

– Ты напоминаешь мне капитана корабля, на котором в свое время плавали мы с Ярви.

Ярви расхохотался, а следом расхохотался Ральф. Колючка нахмурилась:

– Это комплимент или оскорбление?

– И то, и другое.

Ярви наклонился вперед и поставил локти на стол, сцепив здоровую и сухую руки.

– Верховный король готовится к войне, Сумаэль. Кто знает, может, он уже начал войну.

– Кто ваши союзники? – спросила она, отбрасывая волосы обеими руками и завязывая их в узел.

– Их меньше, чем нужно.

– Некоторые вещи никогда не меняются, да, Ярви? – Сумаэль проворно закалывала волосы шпильками. – Герцог, в отличие от Теофоры, не слишком-то ревностен в служении единому Богу, но он намерен сохранить верность союзу с праматерью Вексен. Он поставит на того, кто сильнее.

– Посмотрим, – сказал Ярви. – Мне нужно поговорить с Императрицей.

Сумаэль попыхтела:

– Ну… я попробую. Попробую сделать так, чтобы она вас выслушала. Но большего обещать не могу.

– Ты ничем мне не обязана.

Она посмотрела ему в глаза и не отводила взгляд, пока не вставила в прическу последнюю шпильку. Драгоценные камни в ее навершии заискрились.

– Дело не в том, кто кому обязан. Во всяком случае, в нашем с тобой случае.

Ярви скривился – то ли засмеяться хотел, то ли заплакал. А потом просто откинулся в кресле и длинно выдохнул.

– Я думал, что никогда больше тебя не увижу.

Сумаэль улыбнулась, губа немного разошлась, показывая белый зуб. И Бранд понял, что эта женщина ему, пожалуй, нравится.

– И что?

– Я рад, что ошибся.

– Я тоже.

Та же самая прядка снова упала на лицо, она мрачно оглядела ее, сведя глаза к переносице, потом отдула.

Колючка проталкивалась сквозь толпу, которая втекала в храм – наступал час молитвы. Толпа расступалась неохотно. Сколько ж здесь храмов, и сколько ж в них молящихся…

– Я смотрю, поклонение Единому Богу кучу времени отнимает, – проворчал Бранд, прокладывая себе путь в давке.

С его широкими плечами продираться выходило с трудом.

– Высокие боги и малые боги занимаются каждый своим делом. А вот Единый Бог, похоже, просто сует нос в дела всех остальных!

– И колокола эти! – Бранд вздрогнул, когда с вершины белой башни у них над головами донесся очередной гулкий удар. – Зараза, аж уши от них гудят, век бы их не слышать…

И он наклонился поближе и зашептал:

– Ты представляешь, они своих мертвых прям так хоронят. Не сжигают. А вот так берут и прям в землю закапывают. И не сжигают!

Колючка покосилась в сторону заросшего двора за храмом: там из земли торчали камни надгробий, шаткие, как зубы нищего, и под каждым, похоже, лежал и гнил труп. Сотни трупов. Тысячи трупов. Склеп, полный покойников, прям посреди города.

Ее аж испарина прошибла от одной этой мысли, и она тут же ухватилась за мешочек с костями отца.

– Что за город…

Отец любил рассказывать о Первогороде, но ей он нравился все меньше и меньше. Сликом большой. Такой размер подавляет! И слишком шумный! Как тут люди умудряются соображать в таком шуме, непонятно. И здесь слишком жарко! А еще душно, и воняет днем и ночью. Кругом отбросы, мухи, нищие – от всего этого голова кругом идет. И сколько народу вокруг, и все толкаются и идут мимо, никто друг друга не знает, и хотят все только одногу – деньгу урвать. Словно ее саму закопали, и над ней теперь ходят-бродят тыщи и тыщи воров, и она никого не понимает.

– Домой надо ехать, – пробормотала она.

– Да мы ж только сюда приехали!

– Вот и прекрасно. Как приехали, так и уедем. Ненавижу этот город.

– Да ты все ненавидишь.