Джо Аберкромби - Полмира

– Тебе какое больше бы понравилось? – И он улыбнулся, только улыбка вышла кривоватой. – Ну, в подарок?

В животе у нее опять защекотало, да так, что чуть не стошнило. Ну вот оно, доказательство, чего ж еще хотеть. Подарок. Ей. Конечно, совсем не такой, какой ей бы хотелось получить, но, может, в следующий раз повезет. Если, конечно, она сумеет подобрать правильные слова. Что ж сказать-то? Боги, что сказать? Язык вдруг распух и перестал помещаться во рту.

– Какое мне больше бы понравилось или…

И она смотрела на него и немного склонила голову на сторону. И попыталась говорить нежным голосом. Даже немного капризным. Хотя как говорить капризным голосом, она тоже не знала! В общем, ей и нежным-то приходилось за всю жизнь раза три разговаривать, а уж капризным никогда. В итоге получилось по-дурацки и ворчливо.

– …или какое мне нравится?

Теперь он смотрел удивленно.

– В смысле… какие ты бы захотела, чтоб тебе отсюда привезли? Если б ты была в Торлбю?

Несмотря на липкую влажную жару, ее продрал холодок – от груди до самых кончиков пальцев. Конечно, это не для нее. Это для какой-то девушки в Торлбю. Конечно. А она-то губу раскатала… А Скифр ведь предупреждала!

– Не знаю, – просипела она, пытаясь пожать плечами, как будто все это была сущая ерунда.

Вот только это была совсем не ерунда.

– Мне-то откуда знать?

И она отвернулась. Лицо ее пылало, а Бранд торговался, а она желала лишь, чтоб земля расступилась и проглотила ее. Прямо как есть, несожженной, как южане хоронят своих мертвецов.

Интересно, кто эта девушка? Для которой он бусы покупает?.. В Торлбю девиц ее возраста не так уж и много… Скорее всего, она ее знает. Скорее всего, она смеялась над ней, Колючкой, тыкала пальцем в спину и мерзко хихикала вслед. Одна из этих красавиц, которые ей мать вечно ставила в пример. Одна из тех, кто умела шить, улыбаться и носить на шее ключ.

Она-то думала, что стала крепкой и твердой, как камень. Что ей удары щита, тумаки и пощечины? Ей же они нипочем, так почему же сейчас так больно? Оказалось, в ее броне все же есть дыры. А ведь она даже не подозревала о них. Отец Ярви не дал им раздавить ее камнями, а вот у Бранда получилось раздавить ее низкой стелянных бус.

Он все еще улыбался, складывая их в карман.

– Мне кажется, ей понравится…

Тут ее перекосило. Ему даже в голову не пришло, что она могла вообразить – это для нее. Даже в голову не пришло, что она может такое о нем подумать. И словно бы мир померк, разом лишившись всех красок. В нее всю жизнь тыкали пальцем, говорили, что она глупая страшная дура, фу, стыдно такой быть. И вот сейчас она себя действительно почувствовала глупой страшной дурой.

– Какая же я идиотка, – прошипела она.

Бранд растерянно поморгал:

– Чего?

Теперь он смотрел беспомощно. И ей до жути хотелось вот так вот взять и врезать по этой жалостной роже. Но он же не виноват. Она сама во всем виновата, но какой прок бить по роже себя? Она попыталась сделать хорошую мину при плохой игре, но… не вышло. Сил не осталось. Она просто хотела уйти. Куда угодно. И она уже повернулась и пошла… и остановилась как вкопанная.

Путь ей преграждал мрачный ванстерец, который во дворце маячил за плечом матери Скейр. Правую руку он держал завернутой в полу плаща – клинок прятал, к гадалке не ходи. Рядом с ним стоял какой-то крысомордый коротышка, а еще кто-то заходил слева. Наверняка здоровяк из Нижних земель.

– Мать Скейр желает поговорить с тобой, – сказал ванстерец и оскалил гнилые зубы. – Давай, шагай. И без лишнего шума.

– Шагать будешь ты. Без лишнего шума – своей дорогой. А мы – своей, – сказал Бранд, дергая Колючку за плечо.

Она стряхнула его руку, стыд разом обернулся яростью. Вот этим-то придуркам она сейчас и врежет. Хорошо, что они подвернулись под руку.

То есть ей хорошо. А им – нет. Им – очень даже плохо.

– Я тебе покажу без лишнего шума… – прошипела она и бросила серебряную монетку из кошелька Ярви торговцу за ближайшим прилавком.

Там лежали плотницкие интрументы и доски.

– За что это? – сказал он, поймав монетку.

– За ущерб, – отозвалась Колючка и схватила молот.

Размахнулась она так быстро, что ванстерец ничего не успел заметить. Молот заехал ему по черепу, ванстерец отшатнулся с выражением крайнего удивления на лице.

А она подхватила с другого прилавка тяжелый кувшин и разбила ему об голову – пока противник выпрямиться не успел. В кувшине было вино, и оно залило с ног до головы и ее, и ванстерца. Тот стал падать, но она подхватила его и врезала неровно отбитой ручкой кувшина по морде.

Мимо свистнул кинжал – увернулась она инстинктивно, изогнув спину, широко раскрытыми глазами провожая блеснувшее на солнце лезвие. Крысомордый ударил снова, она извернулась, наклонилась над прилавком, торговец завыл над товаром, а она подхватила ведро со специями и запустила их крысомордого. Тот тут же окутался сладким оранжевым облаком. Закашлял, заплевался, вслепую бросился на нее. Она закрывалась ведром как щитом, кинжал вонзился в дерево, и она выдрала оружие из руки крысомордого.

Он, дурак, бросился на нее с кулаками, но она шагнула вперед, его кулак задел ей щеку, а потом Колючка со всей силы ударила его коленом в живот, а потом между ног. Крысомордый пискнул, она прихватила его за горло, изогнулась и долбанула лбом прямо в нос. На мгновение у нее самой в глазах потемнело, а вот крысомордому пришлось гораздо хуже. Он упал на четвереньки, изо рта потекла кровь, а она широко размахнулась ногой и врезала ему сапогом под ребра, опрокинула на спину – и опрокинула ближайший прилавок с рыбой. Крысомордого тут же погребла под собой чешуйчатая блестящая лавина.

Колючка обернулась: Бранда второй завалил на прилавок с фруктами и пытался всадить ему в лицо кинжал, парень отжимал руку, высунув язык между зубов, сведенные к переносице глаза не отпускали блестящее острие.

Когда тренируешься и встаешь против тех, с кем гребешь на одном корабле, приходится немного сдерживать руку. А вот теперь Колючке не надо было сдерживать руку. И она схватила телохранителя Скейр за запястье и вывернула ему руку за спину. Он заорал – Колючка прижала другой рукой его локоть. Послышался хруст, рука громилы вывернулась под неестественным уголом, кинжал выпал из обмякшей ладони. Он кричал, пока Колючка не перерубила ему шею ударом, которому ее научила Скифр, и он, дергаясь в агонии, упал на соседний прилавок. С прилавка полетела во все стороны битая посуда.

– Ну! Кто на новенького? – прорычала она, но враги… кончились.

Вокруг стояли только насмерть перепуганные лоточники и зеваки. И женщина, закрывающая дочке глаза ладонью.

– Ну что? Я, пожалуй, пойду без лишнего шума, а?! – завизжала она, занося сапог над головой поверженного врага.