Гай Орловский - Все женщины – химеры

– Вы отказали?

– Да, – подтвердил он. – Твердо. И наотрез. Он понял, что ко мне обращаться бесполезно.

Я уловил по его тону, что он недоговорил.

– Обратится ко мне?

Он кивнул.

– Этого я не могу ему запретить. Могу только предостеречь тебя! Не связывайся. Их фирма занимается примерно тем же, чем и мы, но они меньше связывают себя условностями… Понятно?

– Понятно, – повторил я медленно. Что такое условности, расшифровывать не надо, не маленький. – Конечно, откажусь. Спасибо, что предупредили. Я вовсе не жажду бурной жизни.

Он кивнул.

– Тогда отдыхай. Оттянись, как уже сказал, по полной!.. Сбрось излишки стресса. Пусть твои друзья завидуют, а девчонки не сводят с тебя глаз.

– Сделаю, – пообещал я.

Он похлопал меня по спине и подтолкнул к двери.

– Иди. Другому бы посоветовал зайти к психологу, но ты, как вижу, даже не какой-то там крепкий орешек, а кремень!

Я вышел в коридор, обрадованный и ошеломленный одновременно. Это я, оказывается, крепкий орешек. Даже силикат.

Похоже, ни Орлов, начальник отдела, где собрали тот уникальный чип, ни сам старший менеджер, хотя они и в достаточных верхах, не знают, что я отвозил пустышку. Странные тут отношения, запутанные для меня, не желающего вникать в сложности.

Смутно понимаю, что так пытаются вычислить «крота», работающего на конкурентов. Сейчас круг сузился, может быть, уже смогут, а если нет, то будут провоцировать дальше, пока в центре круга не окажется один-единственный человек.

По дороге домой дважды звонила Мариэтта, сообщала, что удалось обнаружить, и тоже пугала, что петля вокруг меня смыкается, вот-вот их дружный коллектив экспертов выведет меня на чистую воду.

– Поздравляю, – ответил я, когда она позвонила в третий раз, – хоть кто-то работает в полную силу!.. Думаю, им поработать придется еще больше.

Она тут же спросила заинтересованно:

– Что ты еще натворил?

– Почему натворил? – спросил я обидчиво. – Вот так сразу и подозрения!.. Я имею в виду, доказательств у них нет… я имею у вас нет, и они, эти доказательства, не появятся благодаря моей чистоте, безупречности и лояльности к законам и полиции… Потому и придется поработать… хоть и вхолостую. Мои соболезнования.

Она сказала быстро:

– Так облегчи им работу!

– Как?

– Признайся, – предложила она.

Я подумал, посмотрел, как быстро проносятся вдоль шоссе красиво подсвеченные снизу деревья, еще раз подумал.

– А знаешь… приезжай ко мне!

Она охнула:

– Ты чего? Зачем?

– Будешь выпытывать у меня тайны, – сообщил я. – Благодаря женской хитрости можешь продвинуться дальше, чем ваши эксперты. А в постели я вообще болтлив…

– Не заметила, – отрезала она. – Да и вообще… Что скажу мужу?

– Что на задании, – подсказал я. – Да и вообще… ты свободная женщина или домостроевская? Это твое право, завоеванное в тяжкой борьбе суфражистками за подлинное равноправие, в котором вы еще и должны отыграться на десять тысяч лет ига и рабства у самодовольных мужчин-угнетателей!

На экране ее лицо погрузилось в задумчивость, в то время как руки вяжут в воздухе замысловатые узлы, управляя сложными и высокоскоростными полицейскими анализаторами.

– Вообще-то могу, – проговорила она в нерешительности.

– Ну вот!

– А ты проговоришься?

– Это как будешь подлизываться, – сообщил я.

– Разве я не старалась?

– Нужно лучше, – сказал я наставительно. – И не так грубо. Ты же не заключенного допрашиваешь в постели!..

Она подумала старательно, бровки сдвинулись над переносицей.

– Но все-таки подозреваемого, – сказала наконец в задумчивости. – Вовсе не в карманной краже, кстати.

– Неужели тебе был бы интересен карманник? – изумился я.

Она фыркнула:

– Думаешь, ты такой загадочный?

– Думаю, – ответил я со скромностью в голосе.

– Свинья, – отрезала она. – У меня еще четыре часа дежурства. Потом приеду. Приготовь хороший ужин, а то прибью!

Она отключилась, но в то же мгновение звякнул сигнал нового вызова. Я в удивлении дернулся, не так уж часто звонят незнакомые, но сейчас вообще-то моя жизнь пошла как-то резко с ускорением, так что да, все теперь может случаться…

– Связь, – сказал я, и лобовое стекло превратилось в экран, с которого с пугающей интенсивностью в меня уставился незнакомый мужчина, с виду типичный менеджер, который менеджером стал на прошлой неделе и потому ладонь привычно держит ближе к тому месту, где недавно была кобура.

– Простите, господин Юджин, – сказал он быстро, – хотя вы сейчас не заняты, но я все равно не задержу вас.

– Да, – подтвердил я, – за рулем, знаете ли… не совсем удобно.

Он сказал тем же торопливым голосом:

– Мы знаем, вам порекомендовали отказаться от сотрудничества с нами. Это ваше суверенное право, никто не посягает! Но вы свободный человек, потому вправе принять лично свое решение, а не позволять себе указывать. Откажетесь так откажетесь, мы слова не скажем, утремся и уйдем.

Я пробормотал:

– Кажется, догадываюсь, кто вы и что вы.

Он сказал так же быстро:

– Это многое упрощает…

– Слушаю вас, – сказал я, но сам сжался в ожидании неприятностей.

– Мы занимаемся тем, – сказал он, – что народ называет хай-теком. Хотя хай-тек, как вы знаете, вбирает в себя все, начиная от медицины и заканчивая… заканчивая всем на свете. Догадываюсь, вам уже сказали, что мы прем прямо к цели, мало оглядываясь на алармистов, призывы общественности и консервативных ученых… Это правда. Чрезмерная осторожность, по нашему мнению, только вредит.

Он на миг замолчал, уставившись в меня требовательным взглядом, и я промямлил:

– Ну вообще-то да…

– Ни одно правительство, – сказал он резко, – не разрешит выпустить на рынок препарат от рака, который девятьсот девяносто девять человек из тысячи будет излечивать, а одного убивать!.. Они потребуют, чтобы препарат довели до такого состояния, чтобы излечивал всю тысячу. И без побочек! То есть делать безопасным для всех. А это означает еще годы и годы доработки и долгих клинических испытаний… за время которых умрет несколько миллионов раковых больных! Вы понимаете, счет уже идет на миллионы.

– Да, – сказал я осторожно, – я слышал о мультираке.

– Вот-вот! Он принимает характер эпидемии!

Я спросил, понизив голос:

– А вы… такое выпускаете?

Он чуть заколебался, тоже понизил голос:

– Нет, мы не занимаемся конкретно медициной… хотя и занимаемся, но не приоритетно, однако стоим примерно на такой же позиции. Общество в большинстве на нашей стороне. Но власти против.

– Вообще-то консы вообще против науки, – сказал я, – и техники.

– Вот-вот, – ответил он. – Как вам такая… более активная жизнь?