Марк Ньютон - Город холодных руин

Джерид устало покачал головой. Кто из этих сынков богатеньких папочек подумает взять в руки меч, когда начнется война?

Вопль…

Он донесся от одного из входов, кричала женщина. Волна взволнованного шепота прокатилась по залу, достигнув Джерида.

Он стал проталкиваться сквозь мельтешение людей, бросаясь из стороны в сторону, бормоча: «Прошу прощения, извините», пригибая голову, чтобы не задеть мигающий канделябр в одном месте, протискиваясь между звенящими хрусталем столиками в другом, влекомый немедленно проснувшейся в нем инстинктивной тягой к расследованию. Холодный воздух из широко распахнутой двери ударил ему в грудь тугой струей, и он увидел стоявшую в проеме женщину в зеленом платье и плаще, с красиво заколотыми наверх волосами. Она всхлипывала, уткнувшись лицом в плечо партнера, а их сброшенные маски лежали на полу.

– Следователь Румекс Джерид, инквизиция Виллирена. Что здесь происходит? – Пошарив под одеждой в поисках медальона, Джерид извлек его и неловко предъявил окружающим.

Спутник женщины, высокий и красивый в своем черном наряде, только дернул плечом:

– Понятия не имею, что с ней такое стряслось. Я отвернулся буквально на минуту, и вот…

Женщина, скорее даже девушка, махнула рукой в сторону балкона, и Джерид вышел наружу; вокруг уже собралась небольшая толпа. Мелкие клочковатые облака плыли по звездному небу, но гавань была видна хорошо – черная подкова с мелкими гвоздиками городских огней и фонарей по краю; мимо фонарей спешили люди, лаяли собаки, их лай подхватывал и уносил вдаль стенавший над городом ветер.

И вдруг совсем рядом он заметил ту самую субстанцию, которую уже видел сегодня: гладкая толстая нить, состоящая из чего-то густого и белого, протянулась от балконных перил к краю крыши, словно паутина. На балконе стояли столы и стулья, и те, что были ближе к перилам, оказались покрыты этой же субстанцией.

Обернувшись к женщине, которая все стояла, пряча лицо на плече спутника, Джерид вдруг заметил, какие у нее богатые браслеты и яркие ногти, – в Виллджамуре он не встречал ничего подобного.

– Вы видели, откуда это взялось? – спросил он, указав на липкую массу.

Она мотнула головой и забормотала:

– Нет, но там было что-то большое. Я сразу поняла это, как только вышла подышать воздухом. Мне показалось, что за мной следят. А потом… – она прерывисто вдохнула, подавляя всхлип, – потом сверху, откуда ни возьмись, упала эта белая дрянь.

– Сколько вы выпили?

– Да почти ничего! – возмутилась она. – Вы что, не верите мне? Я знаю, что я видела, я вам не пьянчужка какая-нибудь безголовая.

– Прошу меня извинить, – сказал Джерид. – Я не имел в виду ничего подобного. Просто мне нужно восстановить картину происшествия. Так вы говорите, что ничего не видели?

– Я чувствовала. Что-то следило за мной, точно выжидая. Я повернулась, а эта дрянь висит прямо над моим плечом – вон, поглядите, она и сейчас там. Еще я слышала какое-то шарканье по камням, но это, может, было что-то другое.

Джерид нервно кивнул, нисколько не сомневаясь в ее словах, и отошел в сторону, чтобы вытащить из сапога нож. Потыкал им таинственную субстанцию. В глубине души он не сомневался, что уже видел ее раньше. И задумался над тем, что за существо могло ее произвести, причем в таких количествах.

Наконец он повернулся к гостям, жавшимся у балконной двери, и мрачно усмехнулся про себя: надо же, полупьяные богатые придурки стоят и заглядывают ему в рот, точно он оракул какой-то.

И сказал:

– Все в порядке, возвращайтесь к вашим бокалам. Больше тут смотреть не на что.

«Глупо они поступили, что не закрыли дверь», – подумал он.

Держась шестью лапами за косяк, паук протиснулся в дверной проем и бесшумно опустил свое тело на пол. Сквозь ту же дверь в дом лился свет обеих лун, и паук видел собственную тень, протянувшуюся по полу далеко впереди него.

Семья была богатой, так он сразу решил. Дневные ароматы еще не выветрились из помещения, и он, уловив запах пищи, понял, что питаются они хорошо. Отборная добыча, Воланду понравится. В призрачном свете двух лун он вглядывался в узор на обоях и настенных коврах, силясь разобрать хоть что-нибудь, кроме едва ощутимых вибраций. Его дело требовало темноты и тайны, так как никто не должен был знать об услугах, оказываемых им доктору Воланду.

Быстро перебирая лапами, паук поднялся сначала на второй этаж, потом на третий, ведомый своими чувствительными волосками. Третья дверь справа – за ней текстура воздуха изменялась. Значит, там спящие.

Мясо.

Крадучись, он прошел по коридору, поравнялся с дверью, протянул к ручке лапу, дождался небольшой трансформации: безболезненно прорвав плюсну и коготь, появилась рука. Руки иногда бывают куда полезнее лап и когтей, вот и теперь дверь открылась без малейшего усилия. Вот они – вся семья в одной постели для тепла, – двое взрослых и двое ребятишек крепко спят. И не подозревают, что вот-вот станут добычей.

Паук пошел боком, обходя комнату вдоль стены.

Потом вскочил на кровать и навис над лежащими в ней людьми, раздумывая, не убить ли их ядом, без боли. Но нет, Воланду это не понравится, яд портит конечный продукт. Тогда он начал с отца – крепкого рыжего мужика, храпевшего во всю мочь, – следуя правилу всегда ликвидировать сначала наибольшую опасность. Пользуясь все той же рукой-лапой, паук приподнял ему голову и с нежностью любовницы приоткрыл ему рот.

Мужик вздрогнул, открыл глаза и начал:

– Какого черта?…

Но паук, не забывая следить за тем, чтобы не разбудить других, уже выплюнул неядовитую нить ему в рот, отчего тот немедленно задохнулся. Паук осторожно снял его с кровати, перенес на пол, где сразу прижал двумя лапами к полу и окончательно придушил своей слюной. Напоследок мужчина вытаращил глаза – сначала недоумевая, потом осознавая происходящее.

Потом пришел черед матери. Она лежала на другой стороне кровати, так что пауку пришлось взобраться туда снова и устроиться над детьми. Он приподнял ей голову, плюнул в рот, задушил. С женщиной все прошло на удивление быстро, и скоро второе тело уже лежало на полу рядом с первым.

Затем паук посмотрел на ребятишек – мальчика и девочку.

Те лежали, мирно обнявшись, и не шелохнулись, когда он приподнял одеяло, чтобы разглядеть их тощенькие тельца. На вид лет по пять-шесть, не больше, и мяса у них, хотя и нежного, было очень уж мало, кожа да кости. Воланд всегда говорил, что дети бесполезны: мяса на них нет.

Переставляя по две лапы зараз, паук отступил назад и спеленал родителей своим шелком. Затем отнес тщательно завернутые тела вниз по лестнице, на первый этаж, и через ту же открытую дверь выбрался с ними наружу, под небо в оспинах звезд.