Ксения Баштовая - Проклятые огнем

За прошедшие пять лет замок превратился в настоящую крепость – именно такую, в которой и должен жить правитель манорства. А раз так, ей был положен мажордом…

Но знал бы кто, сколько у него хлопот! За день Бертвальд приседал отдохнуть хорошо если на пару минут. Он вставал задолго до рассвета и отправлялся спать запоздно. Нужно было проследить за всем и вся. Проконтролировать, все ли в порядке на кухне, проверить работу лакеев, горничных и слуг, проследить за рабочими, начавшими чинить крышу хозяйственных построек…

Еще одной проблемой была Селинт. Не будешь же каждому объяснять, почему правитель так бережно относится к запертой в одной из комнат ведьме, так что к запертой в золотой клетке пленнице – крайне нервной пленнице, способной убить прикосновением руки, – не допускали вообще никого из слуг. Чуть проще стало, когда в девушку неизвестно как вселилась саламандра. Между припадками проходило слишком мало времени для того, чтоб ведьма смогла собраться с силами и вырваться на свободу, а потому можно было под контролем поручить, например, вынести те же самые угли из комнаты.

Впрочем, и без Селинт хлопот было достаточно.

Вот и сейчас, стоило мужчине решить, что у него есть несколько минут отдыха, как к нему подбежала молоденькая служанка – худенькая, простоволосая, в сером скромном платье:

– Господин мажордом, я… Там… Там в колодце воды почти нет… Я еле ведро набрала…

– Обратись к господину магу, – отмахнулся Бертвальд.

Служанка – Ратила Клее, наконец вспомнил мажордом ее имя – переступила с ноги на ногу и тихо смущенно всхлипнула:

– Я его бою-ю-юсь!

О том, что у одного из служащих лорд-манору людей есть магический дар, знало очень мало слуг – все-таки приказом Его Величества колдовство во Фриссии, после правления ведьмы, запрещено, – и Ратила относилась к таким. Надо сказать, что тех, кто знал об этом, отбирали не по каким-то определенным талантам, нет. Все дело было в том, что эти несколько человек были борнскими инородцами. В конце концов, в том лорд-манорстве, приграничном с Дертонгом, относились к магии спокойней, чем в отмеченной правлением ведьмы Ругее.

Девчонке было на вид лет пятнадцать. Бертвальд вздохнул. В ее возрасте он тоже боялся…

– Хорошо. – Мужчина провел ладонью по волосам, приглаживая непослушные пряди. – Я ему сообщу.

Ратила расцвела в радостной улыбке и, неуклюже поклонившись, умчалась прочь. Для нее самое сложное уже закончилось. А вот для мажордома только начиналось.

Водяного мага мажордом нашел на конюшне. Колдун, сотворив из воздуха огромный, размером с голову младенца, водяной шар, поил своего коня. Ухаживать за вороным Угольком мужчина не доверял никому – то ли боялся, что не доследят, то ли опасался, что потравят, – хотя вряд ли бы кто решился сделать гадость, если не колдуну, так правителю точно.

Так что сейчас жеребец, привыкший к магическим штучкам, спокойно пил прямо из водяного пузыря, зависшего в золле [2]от ладони колдуна.

– Нужна ваша помощь, господин маг.

Спина колдуна напряглась.

– Что-то случилось?

Бертвальд постарался говорить как можно более спокойно.

– Колодец, кажется, заилился. Сможете проверить, что произошло, или лучше кого-нибудь спустить?

В светлых волосах водяного мага запутались соломинки. Но оборачиваться к собеседнику он не собирался. Как и прерывать свое занятие.

– Проверю, – медленно кивнул колдун.

Повисла пауза, и пришедший решил, что разговор окончен. Бертвальд уже собирался выйти из конюшни, когда его окликнули:

– И… Господин мажордом?

– Да?

– Я ведь уже сотню раз говорил вам, мы равны. Не стоит называть меня столь официально. Я не прошу, чтобы вы обращались по имени, но неужели так трудно хотя бы запомнить мою фамилию?

Голос Бертвальда был спокоен и деловит, но только Единый да Тот, Кто Всегда Рядом, знали, каких усилий ему это стоило.

– Я помню, господин Кенниг. Я прекрасно все помню.

Пять лет назад

Над Бруном разразилась гроза. Косые строчки дождя плясали по булыжной мостовой, а небо горстями раскидывало сухой горох грома и блистало молниями. Сидевшая неподалеку от ландскнехтской казармы мокрая черная кошка нахохлилась, но уходить из-под дождя почему-то не собиралась.

Винтар любил дождь. Сколько он себя помнил, ему нравилось ласковое прикосновение капель воды к коже, нравилось чувствовать дуновение свежего ветра. Да ему даже нравилось смотреть на небо, пытаясь угадать, с какой стороны вспыхнет молния.

Он и сегодня не смог отказать себе в удовольствии выйти под дождь. День близился к закату, гроза бушевала вовсю, а потому во внутреннем дворе замка практически никого не было. Магические шары пока не зажигались – слабенькие огненные колдуны берегли свои силы, – и Винтар мог спокойно пройтись под струями дождя, не опасаясь натолкнуться на проявление враждебной магии.

Одежда промокла практически мгновенно, в сапогах захлюпала вода, но Кенниг упрямо бродил по двору, ловя на себе удивленные взгляды редких слуг и запрокидывая голову навстречу обрушившемуся с небес водопаду. Мокрые длинные волосы, по привычке стянутые в хвост, липли к одежде, мужчина ловил капли дождя ртом и впервые за долгое время чувствовал разливавшееся в душе спокойствие.

Сколько он себя помнил, он любил дождь…

Стоп.

А сколько он себя помнил?

Ледяной маг замер статуей посреди двора. Струи дождя все так же обрушивались с небес, молнии сверкали, как и прежде, а вот умиротворение, только начавшее забираться в сердце, исчезло, словно и не было его. Вода все так же падала с небес, а то тихое счастье, что царило в душе всего несколько минут, исчезло, сменившись простым коротким вопросом.

Сколько он себя помнит?

Воспоминания, четкие, подробные, начинали сбоить, стоило только попытаться покопаться в своей душе. Винтар прекрасно помнил битву за Брун – тогда еще чудом остался жив мальчишка-травник, – мог рассказать в подробностях о любом принятии ландскнехтов на службу – еще бы, сам связал небесный металл ошейников с ледяной магией, замкнув все оковы в одно кольцо и запечатав клятвой на принадлежащей Аурунд черной книге. Правда, тогда толком не удалось отрегулировать качество заклятья, и теперь все завязано на жизнь правительницы Ругеи. Не приведи Единый, погибнет – лопнут все оковы, – но любая попытка вспомнить хоть что-нибудь о себе натыкалась на холодную стену беспамятства. Не было воспоминаний ни о детстве, ни о родителях, ни даже – пусть Тот, Кто Рядом, заберет эту дурную голову! – о родной сестре, которая сейчас, наверно, готовится отойти ко сну.

Винтар шагнул к донжону. Сестра. Аурунд. Что-то связано с ней. Что-то очень важное… Взять, например, пленника, пойманного около трех лет назад. Почему-то очень задело, как Аурунд проверяла его дар. Зацепилось за душу ледяными когтями и отказалось выпускать из цепкой хватки. Хотя, казалось бы, что тут запоминать – один из множества пойманных…