Дуглас Хьюлик - Клятва на стали

– Будь это «танцем», имперец, ты был бы покойник, – возразил мужчина, теперь уже справа. Он обходил меня. – Я просто хотел проверить то, что слышал о тебе.

– Например?

Молчание во тьме. Затем:

– Зажгите фонарь.

Я закрыл глаза и пригнул голову. Мигом позже звякнул кремень. Вскоре я уловил огонь свечи сквозь сомкнутые веки. Медленно разлепив их, я вбирал свет, сменивший ночное зрение, пока жжение не прошло.

Их было трое. В темноте мерещилось, что больше. Они обступили меня плотным треугольником.

Я почему-то ожидал, что нейяджинка окажется в черном, но все они были в одеждах насыщенного, чуть не мерцавшего цвета индиго. Двое носили куфии, а женщина, судя по контурам одеяния, предпочитала тугой тюрбан. Все прикрывали нижнюю часть лица свободными концами своих головных уборов. Ступни и кисти были обнажены, но обладали тем же глубоким, полуночно-лиловым оттенком, что и наряды. Краска или что-то другое?

Фигура передо мной присела на корточки. Одежда этого мужчины была роскошнее и в то же время более изношена, чем у других; поверх нее был накинут балахон из той же материи.

Он отвел свободный конец куфии, обнажив бесцветные рот и подбородок. Последний зарос грубой белой щетиной, и когда человек улыбнулся, я мигом представил себе скалящегося шакала. Косматые седые брови, тронутые синькой, нависали над темными очами в покрасневших глазницах.

– Я, разумеется, хотел выяснить, обладаешь ли ты темным ви́дением, – сообщил он тем же тонким и скрипучим голосом, каким говорил на улице. – И можем ли мы похитить его у тебя.

– Похитить? – повторил я, невольно отпрянув.

Стоявшие за стариком нейяджины переступили с ноги на ногу, а сам он лишь шире осклабился в своей хищной улыбке.

– Ага, – кивнул он. – Значит, у тебя все же есть что-то ценное. Отрадно увериться.

Сукин …

– Да не волнуйся, – махнул рукой старый убийца. – Будь ты привилегированным или даже обычным джанийцем, я знал бы расклад и с чего начинать. И как закончить, если на то пошло. Но с имперцем? – Он покачал головой. – Не знаю, чем обернется.

– Я же тебе говорила, дедушка, – вмешалась Ариба. При свете выяснилось, что взгляд ее был так же беспощаден, как голос. – Подобен Львам, но не из их числа.

– Помолчи, детка, – ответил тот, не оборачиваясь. – Тебя взяли из одолжения. Дай взрослым поговорить.

Я посмотрел на нее. Мне было трудно считать ее «деткой» после того, что я наблюдал в туннеле – движения, повадку вообще и тембр голоса, не говоря об округлостях, которые я начал замечать под одеждой. Ей тоже, если судить по резко напрягшейся спине. Однако она отвела глаза и умолкла.

Престарелый убийца вздохнул и уселся на пятки.

– И все же, несмотря на дурные манеры, моя внучка права: ты обладаешь темным ви́дением или чем-то подобным. Я сомневался, что такое возможно вне двора деспота, но… – Он обвел рукой помещение, обозначив следы нашей битвы на грязном полу. – Ты ведь не чародей? Это намного упростило бы дело.

– Нет, извини. Всего-навсего вор.

– А, хорошо.

– Ты учел возможность того, что мое «темное ви́дение» может быть не тем, о чем ты думаешь? Что я могу быть просто большим молодцом?

Ариба фыркнула из-под тряпицы. Я пропустил это мимо ушей.

– Прошу покорно, – отозвался дед. – Не для того я спас тебя от людей Жирного Кресла, чтобы ты лгал. Мне известна разница между навыком и темным ви́дением, и это ви́дение у тебя есть, имперец.

Он постучал двумя пальцами под собственными глазами.

– А у тебя нет. Но ты умеешь от него прятаться. – Я посмотрел на женщину. – Не связано ли это с мерцанием ламп в винных погребах и ветром, которого никто не чувствует?

Хотя глаза расширились у нее, спросил дед:

– Что ты увидел?

– Мало ли. А что я был должен увидеть?

– Какая разница, если не сработало?

– Сдается мне, что вся эта встреча происходит из-за того, что не сработало, а потому да, разница есть.

Старик поднял руку, и нейяджин подал ему бурдюк с водой.

– Файзал, позаботься, чтобы нам не мешали, – велел старший.

Мужчина поклонился и вышел. Ариба со старым убийцей остались, где были.

Старик вынул пробку, глотнул и протянул бурдюк мне:

– Будешь?

Я хотел отказаться, но жажда пересилила. Я взял бурдюк, отпил. Вода почти обожгла и показалась небывалым блаженством.

Я вернул бурдюк, и старик приложился еще, потом вставил пробку.

– Насколько я могу судить, – произнес он, – ты не должен был видеть ничего. Или почти ничего.

– Что ты имеешь в виду?

– Как описать то, чего никогда не видел? – Старик повел плечом. – Нам известно лишь то, что колдовство, к которому мы прибегаем, обманывает всякое зрение – и обычное, и ночное, благодаря чему наша одежда работает еще лучше.

– Лучше? – переспросил я. – Лучше, чем что?

Он пристально посмотрел на меня, после чего, не сводя с меня глаз, повернулся к Арибе:

– Как думаешь, внученька? Как нам ответить на его вопрос?

– Я думаю, что нейяджины строго хранят свои тайны, – отозвалась она; впрочем, нет – процитировала: – «Мы ходим во тьме, почитая тьму; мы правим ночью, исторгая ночь».

– Правильно, – сказал старик. – Но я спросил не о том, чему тебя учили, а о чем ты думаешь. Если бы я хотел попугайского повторения правил, научил бы птицу. Или обратился к Файзалу.

Внучка ответила напряженным молчанием. Затем произнесла:

– Он имперец. Не только не нейяджин, но даже не джаниец. Он чужак.

– Но у него есть кое-что нужное нам, и он не дурак. Как же быть?

– Мы заберем это.

– А как ты заберешь то, чего не понимаешь и не можешь потрогать?

Ответа не было.

Лицо старика стало горестным.

– С такой диковиной, если ею не владеть, не справиться ни клинком, ни ногой. Подумай, девонька! Иногда приходится делиться секретами в обмен на другие. – Он негромко прицокнул и мягко добавил: – Твоя мать поняла бы это без лишних слов.

Ариба уловила намек. Ее взгляд застыл, а плечи слегка поникли. Старый упрек – и старая рана.

Старик мог быть отменным ассасином, но это не мешало ему по-скотски обращаться с внучкой.

– Когда мы пробуждаем силу наших одежд, – молвил он, – мы притупляем и силу твоего темного ви́дения.

Я снова посмотрел на их с Арибой одеяния, словно мог распознать в них нечто магическое. Одежда, которая действовала как переносной глиммер, была известна – я сам наблюдал плащи, твердевшие при нападении, и шарф, способный распускаться и связываться в тонкую веревку. Но ткань, противодействующая ночному зрению? Не просто редкость, а нечто, зараза, исключительное.

– Как это возможно? – спросил я. – Если вы не умеете пользоваться… темным ви́дением, то откуда вам знать, как его обмануть?

– Я не знаю, как человек живет, дышит и срет, но знаю, как его убить, – неужто большая разница?