Тахира Мафи - Зажги меня (сборник)

Я заставляю себя забыть о страхе.

Я изучаю лицо Уорнера, анализирую его спокойный искренний тон. Воспоминание прошлой ночи – скорее всего, это было прошлой ночью – его лицо и то, что он лежал рядом со мной в темноте. Он был так нежен со мной, так добр и ласков и буквально спас меня, спас мне жизнь. Возможно, это он перенес меня на кровать и устроился в ней рядом со мной. Да, должно быть, все это сделал он.

Я опускаю взгляд и тут замечаю, что на мне надето совершенно чистое белье. На нем нет ни следов крови, ни отверстий от пуль, ничего. Неужели это Уорнер сам вымыл меня и переодел? Неужели так оно все и было?..

– Это ты… – Я затихаю и неуверенно дотрагиваюсь до подола своей рубашки. – Это ты… то есть… эта одежда…

Он улыбается. Он молча смотрит на меня, и мне уже кажется, что я краснею и уже начинаю чуточку сердиться на него, но он отрицательно мотает головой и поясняет, глядя на свои ладони:

– Нет. Об этом позаботились девушки, а я только перенес тебя в постель.

– Девушки, – изумленно повторяю я.

Девушки.

Соня и Сара. Они тоже были рядом, эти близнецы-целительницы, и они помогали Уорнеру. Они помогали ему спасти меня, потому что теперь – он единственный человек, который может дотрагиваться до моего тела, единственный в мире, кто смог безопасно перенести их целительные силы в мое тело.

Мысли одна за другой обжигают мой мозг.

Где-девушки-что-с-ними-случилось-где-Андерсон-как-идет-сражение-о-Боже-что-случилось-с-Адамом-и-Кенджи-и-Каслом… Мне-надо-встать-надо-встать-надо-обязательно-встать-надо-встать-с-кровати-и-начать-действовать

но

Лишь только я пытаюсь двинуться с места, как Уорнер тут же подхватывает меня, потому что я мгновенно теряю равновесие. Нет сил удержаться на ногах, мне все еще кажется, что я прикована к этой кровати, и тут вдобавок ко всему неожиданно начинаю задыхаться. Мне трудно дышать, перед глазами мелькают какие-то точки, еще немного – и я упаду в обморок. Надо подняться. Надо срочно выйти на свежий воздух. Прочь отсюда.

Но я не могу этого сделать.

– Уорнер, – в отчаянии обращаюсь я к нему, заглядывая в глаза молодого человека. – Что случилось? Что происходит там, на войне?..

– Прошу тебя, не надо, – успокаивает он меня, беря за плечи. – Тебе нужно постепенно приходить в себя, для начала следовало бы что-то перекусить…

– Рассказывай!..

– Неужели тебе не хочется сначала поесть? Или просто принять душ?

– Нет. – Я слышу свой голос как будто со стороны. – Мне нужно узнать все немедленно.

Проходит секунда. Потом еще одна. И еще.

Уорнер набирает в легкие воздух. Медленно выдыхает. И так повторяется тысячу раз. Его правая рука лежит на левой, и он начинает крутить нефритовое колечко на мизинце, снова и снова и снова…

– Все кончено, – внезапно произносит он.

– Что?

Я хочу произнести это слово, и у меня даже шевелятся губы, но звука не слышно. Я по какой-то причине вдруг онемела. Я моргаю и моргаю, но ничего не вижу вокруг.

– Все кончено, – повторяет он.

– Нет.

Я выдыхаю это слово вместе с попыткой убедить себя, что это невозможно.

Он кивает. Показывая этим, что я не права, а прав он.

– Нет.

– Джульетта…

– Нет, – упрямлюсь я. – Нет и еще раз нет. Не глупи. И не смеши меня.

«И не ври мне, понятно, чтоб тебя!» – хочется сказать ему, но на этот раз голос меня подводит. Он дрожит, он на грани срыва, я только широко открываю рот, откуда вылетают коротенькие «Нет! Нет! Нет!..»

Зато на этот раз мне удается встать с кровати. Мои глаза мгновенно наполняются слезами, и я моргаю часто-часто, но мир не становится от этого более отчетливым. Мне хочется рассмеяться, потому что я думаю: как же это одновременно прекрасно и жутко, когда глаза начинают помогать нам и заволакивают действительность, когда мы не в силах встретиться с ней лицом к лицу.

Земля под ногами была очень твердой.

Теперь я в этом точно убеждена, поскольку она неожиданно быстро прижимается к моему лицу. Мне кажется, что Уорнер хочет коснуться меня, а я, наверно, визжу и бью его по рукам, потому что уже знаю ответ. Скорее всего, я знаю правильный ответ, поэтому все внутри меня начинает сопротивляться и расстраиваться одновременно, но я все равно задаю свой вопрос. Я лежу на полу, пытаясь перевернуться, а дыры у меня в голове начинают разрываться одна за другой, и вот я уставилась на ковер, выбрав одну точку на нем где-то метрах в трех от себя. Хотя теперь я уже не так уверена в том, что жива, но все равно должна услышать, как он произнесет это.

– Почему? – спрашиваю я.

Это же всего-навсего слово, такое простое и даже глупое.

– Почему сражение закончилось? – спрашиваю я. Я уже не дышу и не говорю, я просто передаю набор букв наружу.

Уорнер не смотрит на меня.

Он глядит на стену и на пол, и на простыни, и на костяшки своих пальцев, когда сжимает руки в кулаки. Но не на меня. Только не на меня. И вот он произносит слова, а они такие, такие мягкие и едва слышны.

– Потому что они погибли, любовь моя. Они все погибли.

Мое тело блокируется.

Мои кости, кровь и нервы – все это одновременно будто охватывает паралич. Он настолько стремительно распространяется по всему моему телу, что мне становится трудно дышать. Я начинаю хрипеть, хватая ртом воздух, а стены раскачиваются передо мной все сильнее и никак не могут остановиться.

Уорнер заключает меня в объятия.

– Отпусти меня! – кричу я изо всех сил, но это происходит лишь в моем воображении, поскольку мои губы больше не в состоянии двигаться, мое сердце использовало свой запас жизненных сил, разум скатился куда-то вниз к чертовой матери, а мои глаза… мои глаза… мне кажется, что из них сейчас сочится кровь. Уорнер шепчет мне какие-то слова, пытаясь успокоить, но я их не слышу. Он очень крепко обнимает меня, наверное, чтобы я сейчас не рассыпалась на части, но эта простая физическая сила сейчас ничуть не помогает.

Потому что я не чувствую ровным счетом ничего.

Уорнер пытается убаюкать меня, раскачивая потихоньку взад-вперед, и только тогда я вдруг сознаю, что из меня извергается самый страшный душераздирающий вопль, который только доводилось слышать. Мне хочется говорить, протестовать, обвинить во всем Уорнера, обозвать его лжецом… Но я не могу промолвить ни слова, звук сам собой изливается у меня из горла, да такой жалобный, что мне становится даже стыдно за себя. Мне удается высвободиться из его объятий. Я хватаю ртом воздух, сгибаюсь пополам и держусь за живот.

– Адам, – с трудом выдавливаю я любимое имя.

– Джульетта, прошу тебя…

– Кенджи… – Я часто-часто дышу и смотрю куда-то на ковер.

– Пожалуйста, любовь моя, давай, я хоть чем-то помогу тебе…

– А что стало с Джеймсом? – слышу я как будто со стороны свой собственный голос. – Он ведь оставался в «Омеге пойнт» – ему не разрешили п-п-пойти с н-нами…