Ник Перумов - Пепел Асгарда

И там, на опушке возле озерца, они стояли все вместе, единые в смерти, готовые ждать её, избавительницу. И Райна могла поклясться, что сейчас главное, о чём думали они все, – «как-то там мои без меня?..»

От этих мыслей альвийский клинок обретал смертоносность легендарного Мьёльнира.

Что-то было очень, очень неправильно в древнем Асгарде. Это не исправили ни Молодые Боги, ни Новые, отец прав. И она, валькирия Рандгрид, похоже, знает, как это сделать. Если у отца не хватит сил или решимости, она точно пойдёт до конца.

…Утихал свист мечей, оставались бездыханные туши чудовищ или бесформенные обрубки ловчих щупалец. Всякий бой рано или поздно заканчивается, и тогда вспыхивает огонь лагерного костра.

Яргохор сидел, прямой и неподвижный, словно гора. Он ничего не ел и никогда не снимал шлема, говорил редко, краткими фразами и отмалчивался на все попытки Райны начать его расспрашивать.

Старый Хрофт, напротив, охотно пускался в разговоры. После Гнипахеллира, после освобождения душ Райной, О́дин, казалось, отбросил последние сомнения. Владыка Асгарда вспоминал былое, мелкое и даже мельчайшее, проделки Локи, частенько попадавшего впросак простодушного силача Тора, ревность Фригг, известную ветреность Фрейи, безнадёжную влюблённость Сиф в бога огня и прочее, прочее, прочее.

О́дин вспоминал ванов, их хитроумие и смекалку. Гномов, их трудолюбие и скуповатость, легкомысленность эльфов, людскую тягу к приключениям, гордость великанов-ётунов. Он словно задался целью лишний раз доказать, что возродить Асгард – возродить множество хорошего, светлого, достойного жизни, а не мрачного забвения.

Райна слушала, сама вспоминала что-то, а потом начинала рассказывать уже о собственных приключениях. Рассказать было что, одно Восстание Безумных Богов чего стоило!

Яргохор внимал её повествованиям молча, безучастно – впрочем, он всё время оставался таким. От молчаливой фигуры великана в островерхом шлеме веяло какой-то додревней жутью, хотя годами он выходил младше Райны. Впрочем, кто знает, где и как долго обитали Молодые Боги, прежде чем явиться в Упорядоченное?

В тот раз всё начиналось тоже с костра. Валькирия отыскала местечко почище, где не требовалось в каждый миг рубить нечто склизкое, шипящее, ядовитое и зубастое, Отец Дружин простёр руку – на голом месте вспыхнул огонь, огонь Асгарда.

Валькирия развязала тюк с провизией, поставили у огня. Как всегда, кивнула Яргохору, молча приглашая присоединиться; как всегда, молчаливый гигант покачал головой и замер, уставившись на огонь. На поверхности залившей прорезь высокого шлема тьмы отражались пляшущие языки пламени.

– А вот случилось у меня и ещё такое дело, – начала было Райна, но Водитель Мёртвых вдруг дёрнулся и вскинул руку.

Валькирия осеклась, меч мгновенно выпрыгнул из ножен.

Тихий шелест широких белых крыл. Огромная сова опустилась на самой границе света и тьмы, большие жёлтые глаза выжидательно глядели на путников.

Очень знакомая сова.

Райна оцепенела.

– Коль прилетела, то говори, – бросил О́дин. Он один не взялся за оружие.

Сова встряхнулась, покрутила круглой головой, раскрыла клюв – Райна готова была поклясться, что в ехидной усмешке. Расправила крылья, переступила здоровенными желтоватыми лапами, увенчанными острыми загнутыми когтями. Тигр Барра заворчал – новоприбывшая ему определённо не нравилась.

– Говори! – приказал Отец Богов, но странная птица так ничего и не ответила. Сидела, вертела ушастой головой, переводя немигающий взгляд с Райны на Яргохора и обратно. Глядеть на О́дина она почему-то избегала. А потом насмешливо ухнула, расправила крылья и бесшумно взлетела – в полной тишине, как никогда не сумела бы взлететь обычная сова.

– Оборотень, – повторил раз уже сказанное Яргохор, но на сей раз Водитель Мёртвых не прервал свою речь. – Оборотень из Долины Магов. Следит за нами. Следует неотступно.

– Сильвия… вот так встреча, однако… Но… откуда? И зачем? – вырвалось у Райны. Ответа она не ожидала, однако Яргохор счёл нужным ответить:

– Надеется, что мы приведём её к месту силы.

– Почему ты так думаешь?

– Она голодна, валькирия Рандгрид. Голодна, как и те, кого мы убили по пути. Ищет способ заполнить пустоту в себе.

– Она что же, теперь маг Долины? – метнув взгляд на Райну, спросил Хрофт.

Островерхий шлем качнулся туда-обратно.

– Нет, Древний Бог О́дин. Она оборотень. Но в ней похоронена тень и память о великой силе. Великой и очень злой. Сродни моей.

– Она может нам помешать? – деловито осведомилась Райна. Да, девчонка попортила им крови, очень даже попортила. А теперь вот неведомым образом оказалась здесь, наведённая кем-то на след. Валькирия невольно принялась перебирать в уме знакомых чародеев Долины, что способны были бы на подобное геройство.

– Мне неведомы пределы ни её сил, ни твоих, валькирия Рандгрид. Я лишь ощутил тень, старую тень великого меча.

– Великого меча? Что ж это за меч? Кем выкован, гномами? В какие дни?

Она догадывалась, конечно же, что это за меч. Но интересно, что скажет Водитель Мёртвых?

– Его сотворили люди, Древний Бог О́дин, и сотворили относительно недавно. У него много обличий, и сама суть этого меча, изменяясь, живёт уже очень давно. Меч – относительно молод, суть – стара, как само Упорядоченное. Никто не скажет, сколько раз его перековывали, возрождая из додревних заржавелых обломков…

Старый Хрофт, как заметила Райна, невольно покосился на свой собственный меч.

– И больше я сказать ничего не могу, – закончил Яргохор.

О́дин молча кивнул, уважая его право на молчание.

– Что ж, тени или там не тени, выбора у нас уже нет.

– Неприкаянные души ждут, – вдруг сказал Водитель Мёртвых. – Ждут нашего возвращения. Ты начала великое дело, валькирия, великое и страшное. Я помогу тебе, сколько смогу… но закончить тебе предстоит всё равно в одиночку.

– О чём ты? Что это значит? – выпалила Райна, но Яргохор лишь покачал головой, как показалось валькирии – с сожалением.

– Когда меня… сломали, я забыл почти всё. Вернее, это у меня отобрали. Остались лишь тени… туман… зыбкий и неверный. Мне трудно говорить так долго, прости, валькирия. – Великан уронил голову на руки и замолчал окончательно.

В эту ночь Райне снились дикие, безумные сны. Они втроём бежали по огненным мостам, что ломались, валясь в пропасть прямо у них под ногами, а с небес рушились горящие зелёные кристаллы, острые, словно наконечники копий. Волк Фенрир, вдруг превратившийся вновь в волчонка, взвизгивая, спасался от облака изумрудных осколков, вдруг оживших на манер пчелиного роя. Тринадцать призрачных волков с презрением глядели на его попытки удрать, даже не шевельнувшись, чтобы помочь собрату.