Иван Иванов - Любовь и хоббиты

– Лучшее, на что способен хоббит, – сказал я уставшему от раздумий другу, – просто быть честным, я напишу отчет, всё как было от начала и до конца, сам отнесу, лично в руки отдам, и пусть делает со мной, что хочет, – я высморкался в бороду, до того было жалко себя и горестно.

– Круто! Блин, я горжусь тобой! – кореш пустил скупую мужскую слезу, нижняя губа его дрожала, как гриппующая гусеница.

– Ури, а хочешь, мы пойдем к тебе домой, – я с трудом сдерживал рыдания, – и я починю тебе всё-всё-всё, хочешь? – я всхлипнул и посмотрел красными глазами в его красные глаза. – По-братски? Я знаю, где чего надо сделать, теперь знаю, сейчас знаю, хочешь? У тебя всё работать будет, обещаю! Даже тот долбаный патефон на дизельном топливе, об который ты сломал ступню в трех местах и мой нос.

Мы обнялись, скупые слезы Урмана превратились в ручейки, потекли по моим бровям, забираясь в ноздри, и устремились в джунгли бороды.

– Спасибо, дружище! – всхлипывая, прошептал он и отступил на шаг назад. – Спасибо, но я должен сам, сам, ты понимаешь? – твердо кивнул, не дожидаясь ответа. – ТЫ понимаешь.

Я молча пожал плечами, слова кончились; каждый сделал свой выбор.

Меня ждал отчет.

И шеф.

По дороге в приемную я, конечно же, был весь в себе после бессонной ночи, и поэтому не обратил внимания (хотя стоило), что агенты и прочий персонал активно двигались в противоположную сторону, можно сказать, смывались, и ни одно существо не пыталось меня обогнать, как это обычно происходит. Не придал значения черному апельсину, лежащему на полу (в другой раз на любой утерянный фрукт нашлось бы три-четыре голодных хоббита), спокойно дотопал до приемной и проскользнул в первую овальную дверь, за которой начинался «предбанник» секретарши. Обычно очередь выстраивается задолго до «предбанника», но не сегодня – я тихо-спокойно добрался до стола уродины и только там понял, что ее нет, однако стол со всех сторон обступили крупные двуногие ребята в джинсах и с голыми волосатыми спинами, всего их было около десяти – каждый ростом в полтора человека, а то и выше, великаны. Башки лысые, заостренные, как яйца, и маленькие оттопыренные ушки, растущие на разной высоте. Гости заглядывали за стойку и, судя по всему, выманивали оттуда Грызольду Вервольфовну:

– Вах, какой жиенщина сэрдитый!

– Ни абижайса, пажалста, красавица, э!

– Ми тибя ни абидим, йэслы ти нас ни абидишь!

– Пошли вон! Вон! Вооон! – орали из-под стола, и я видел только, как она отбивается толстыми зелеными руками от длинных волосатых рук пришельцев. Теперь понятно, почему все смылись, я тоже отошел в сторонку, стараясь не попадаться великанам на глаза.

Дураков, мечтающих встретиться взглядом с циклопом-тепегёзом из вселенной Бай-джан, не существует, а если такие и появились на свет, то говорить о них надо в прошедшем времени, скорбно снимая шляпу. Если вы встретились с тепегёзом и посмотрели в его единственный глаз, то выбор у вас весьма скудный. Хотите жить? Выполняйте любую просьбу и бегите как можно быстрее. Останетесь живым – радуйтесь и пляшите, а если вдруг обидите великана отказом, грубым словом или отсутствием желания общаться, то, скажу я вам, можно складывать ручки и прощаться с жизнью: смерть приходит мгновенно.

Поэтому здравомыслящие создания предпочли исчезнуть из приемной, оставив гостей Грызольде.

– Зачэм так киричат, жиенщина?!

– Дажэ баран так нэ киричит, кагда я его кушаю, да?!

– Узбагойса!

– Что ти хочишь брат, она же биландинка!

– Нэт, эта парик, брат! На пасматри, она лысый, как ми с табой!

– Отдайте волосы, отдайте! – визжала тетка, размахивая наманикюренными руками; выбираться из-под стола она не собиралась.

Только сейчас я обратил внимание на то, что проход к шефу закрыли шкафом для верхней одежды, затем диваном, а третьим слоем стояли два ведра с меркурианскими фикусами – растения известны тем, что больно кусаются и спокойно перегрызают титановые пластины (эти кусты нам здорово помогли, когда мы с Урманом проделывали секретный лаз в столовку; расплатились мешком стандартного цветочного грунта, фикусы остались довольны). Хорошая замена сторожевому псу, особенно если учесть такие жирные плюсы, как отсутствие какашек, блох, привычки вылизывать себя при посторонних и стопроцентную преданность.

Я тихо, в сторонке, наблюдал за происходящим безобразием.

Опасные гости, завладев париком, переместились к фикусам.

– На, дарагой, панюхай!

– Хазяйкой пахнит!

– Ми тваей хазяйки братья!

– Лючши скажи йему, что ми его дяди!

– Вах, как скажищь, старщий брат, ми все хазайкины дяди, э!

Фикусы с подозрением обнюхали парик, но неожиданно вцепились в него и разодрали на две половинки. Шеф мог бы гордиться бдительными сторожами.

– Уй, шайтан-трава! Жаль, чито у тибя глаз нэту!

Секретарша воспользовалась заминкой и, кряхтя, поползла вдоль стенки. Она использовала любую возможность укрыться за коробками с двойными бананами, квадратными яблоками, черными апельсинами и хиппующим киви. Все перечисленное – типичные бай-джанские фрукты. Когда где-нибудь во вселенной появляются такие коробки, а с ними одноглазые бай-джанские тепегёзы, случается большой караул. Все знают, насколько опасны кочующие торгаши. Принцип их торговли прост: хочешь не хочешь, а купить придется. Какой дурак откажется?

Я угадал нехитрый план Грызольды: тихо покинуть помещение, пока захватчики увлечены общением с фикусами. Собрался составить ей компанию, но… судьба распорядилась иначе. Судьба порешила оставить меня здесь, и всё потому, что зеленая подлюка, едва заметив случайного гнома, вскочила на бугристые ноги, поправила тонкие колготки (я заметил две дырки и одну длинную затяжку), зажмурилась и заорала противным дребезжащим голосом:

– Господа! Вот мой начальник! Разговаривайте с ним, пожалуйста!

Слабое колебание воздуха слева – Грызольда торпедой вылетела вон.

Блин! Блин! Блин! Она что, совсем а… а… абалдела?

!!!

Стою, как дурак, стопроцентный гном, пузом наружу, с вытаращенными глазами, и эти десять глазюк на меня враз взяли и уставились. Ой, и страшно сделалось, до того жутко, что можно было десять раз в штаны наложить. Стою, дрожу, слушаю, как они носищами воздух гоняют, и ОЧЕНЬ жалею, что я не хоббит. Телефон у Грызольды на столе разрывается, только дела до него никому нет.

– Дарагой ты наш, гыноммм! – разом пропели они и как по команде взяли меня в кольцо. – Брат!

– З-здравствуйте, – говорю, чтобы не обидеть, а то сами понимаете, жизнь на кону.

– Войди в палажэние, да? Таргавать нада, фрукты минога вирасли, продать нада!