Владимир Свержин - Ловчий в волчьей шкуре

Должен тебя огорчить, полковник: хотя у котов, судя по расхожим легендам, девять жизней, но болтов у арбалетчиков на стене еще больше. Даже если нас после столь залихватского появления и впустят в замок, шанс ознакомиться с его подземными достопримечательностями возрастет практически до ста процентов. Стоит ли объяснять: хозяину сразу станет ясно, что мы за ним следили, а не так просто бросились штурмовать замок от избытка рыцарской дури.

Кот молча поднял одну из облаченных в сапоги лап и начал яростно вылизываться, что должно было означать глубокую задумчивость.

– Да, пожалуй, ты прав, – после нескольких минут активной умственной деятельности объявил он, усаживаясь в монументальную позу копилки.

– Я еще не все сказал, – заверил Алекс. – Если мы заявимся к воротам как есть, все втроем, у графа непременно появится резонный ответ на вопрос: куда это вдруг подевался его уважаемый ловчий из старой руины и почему не выполнил данных ему четких предписаний?

Признаюсь, вот с этой минуты я зауважал Алекса, буквально как родного. Еще бы. Меня и самого не оставляла мысль, как же теперь отчитываться перед господином, да и вообще – как глядеть ему в глаза после того, что узнал о нем. Но я и подумать не смел, что маркизу, каков бы он там ни был, есть до моих душевных терзаний хоть самое малое дело. Это был такой неожиданный подарок судьбы, что от неожиданности аж дух перехватило.

Котофей смерил меня изучающим взглядом, точно увидел впервые, и спросил:

– Что же ты предлагаешь?

– Строго говоря, я вижу лишь два варианта, – вмиг серьезнея, проговорил маркиз де Караба. – Первый: дружище Сан-Лу переносится в свой волчий мир и обитает там, покуда мы не закончим с делами и не уберемся из Монсени.

– Но как же герцогская охота? – напомнил я. – Я не могу подвести господина.

– Зато он может, – хмыкнул кот. – И подведет. Под топор!

– Верно-верно, – закивал Алекс. – А потому вариант номер два: ты помогаешь нам прояснить это странное дело, а мы определяем тебя в программу защиты свидетелей.

Честно скажу, я ничего не понял из последней фразы, и на моем лице, по всему видать, это было ясно написано, ибо охотник за потусторонними сущностями тут же пустился в объяснения:

– Все очень просто. Волноваться тебе ровным счетом не о чем. Даже наоборот, есть чему радоваться. Ты сохранишь жизнь, поможешь хорошему делу и станешь обитать в мире, для которого все местные чудеса не более чем ярмарочные фокусы. Здесь же все будет обставлено тихо и без шума: ты попросту исчезнешь, пропадешь без вести, уедешь в Рим, а затем на каравелле за море, в Новый Свет.

Я невольно содрогнулся. Проезжавшие недавно купцы из Генуи рассказывали, что несколько лет назад за морем Мрака была открыта новая земля. Огромная и неизведанная. Что там живут красные люди с единственным глазом на груди, и еще другие, с одной ногой, на которой прыгают по ночам, точь-в-точь кузнечики. Причем нога у них столь велика и широка, что утром, ложась спать, они накрываются ею от лучей палящего солнца, немилосердно сжигающего этот неприютный край земли.

– Уж как хотите, – запротестовал я с неожиданной энергией. – Хоть режьте тут, а в Новый Свет я не поеду! Фра Анжело сказывал, что та земля не иначе как царство Антихриста!

– Да не поедешь ты в Новый Свет, не беспокойся! – рассмеялся Алекс. – Мы заберем тебя с собой, в наше время. На Базу. Там ты получишь все необходимое для жизни, гарантию безопасности, новое имя и, что немаловажно, интересную работу.

– Постой, – возмутился распушенный советник, впрочем уже несколько сдувшийся. – Это надо еще согласовать с начальством. Все ж таки живой человек, а не какой-то сувенир на память. Надо проверить, есть ли прививки, нет ли противопоказаний, не возражают ли ближайшие родственники…

– Мурзик, прекрати занудство! Какие еще прививки?! Уверен, там не откажутся изучить этот необычный феномен.

При этих словах, буду говорить откровенно, меня опять передернуло. Я как-то видел нашего графа, изучающего дохлую лягушку. Он подносил к ее конечностям раскаленные иглы, и лапки отдергивались так, будто несчастная тварь была еще жива.

– Видишь? – сказал он мне тогда. – То, что мы называем смертью, – лишь стена, которую мы сами возводим вокруг собственной жизни. Лягушка глупа, но даже она, как ты, вероятно, догадался, живет после смерти. Человек же при желании и вовсе может жить вечно. Феномен, который мы наблюдаем, указывает на возможность достичь вечной жизни. Надо только узнать, как.

– Но этого быть не может, – в тот час я был так обескуражен увиденным, что едва ли мог выразить что-то, осмысленнее банального удивления.

– Может, Рене, может. – Мой господин надменно усмехнулся. – Если ты поверишь в это – уже сделаешь первый шаг к бессмертию.

Я, конечно, не стал напоминать его сиятельству известную всем и каждому истину, что тело наше – тлен и бессмертна, по воле Господа, лишь душа. Тем более, что мессир Констан и сам в этот момент заговорил о том:

– Не забывай, мы созданы по образу и подобию Божьему, и со временем нам станет подвластно все. Но для этого нужно дерзать знать! Коснеющие в невежестве самой жизнью своей противоречат Воле Творца небесного. Они пытаются из страха перед знанием уподобиться тварям неразумным, баранам, коих извечно ведут на убой козлища. Слово Божье должно нести священное откровение познания, а не искоренять его, умерщвляя дух буквой. Станет подобием Бога лишь тот, кто осмелится.

Для тех же, кто страшится поднять глаза к небесам, остаются пустые нравоучения – сухие и бесплодные, точно Аравийская пустыня. Все они, как я сказал, есть стадо, именуемое паствой. Удел их – безропотно служить хозяевам, давать шерсть, мясо и шкуру. И, конечно, прославлять волю Отца Небесного, не имея о ней никакого представления.

Признаться, в тот момент мне стало жутковато. С какой стороны ни глянь, а подобные слова отдают крамолой и ересью, как нужник дерьмом, и уж точно к христианскому смирению отношения не имеют. Но не зря умными людьми говорится: «Суди не выше сапога». Вот я и сужу о следах да звериных повадках.

Мой хозяин – тот да, тот другим не чета. Еще бабушка его, царство ей небесное, мессира Констана к ученым книгам пристрастила. А затем он и в Турин ездил, с тамошними профессорами диспуты вел, и в Риме, и в Париже бывал – все по ученой части. И библиотекаря выписал – не какого-нибудь бакалавра, а профессора. Ищи другого такого – не сыщешь.

Ну, простите, снова отвлекся. Это я не для того говорить начал, чтобы ученость хозяина своего восславить, а лишь затем, чтобы понятнее объяснить, почему это вдруг меня не порадовала весть, что я стану предметом изучения. Потом-то мне объяснили, что не всегда для этого надобно на тот свет отправлять, но тогда, в лесу, я лишь головой помотал – мол, спасибо за предложение, как-нибудь и без того перетопчемся. Лучше уж в чужие края, да вот, хоть в ту же Гуралию податься, чем бог весть где феноменом распластанным лежать.