Робин Маккинли - Меч королевы

– Я привыкла купаться одна.

«А. Да. Вот уж не предполагал увязнуть в объяснениях по этому поводу. Похоже, она не в настроении слушать».

– Это слуги моего дома. Их действия имели целью выказать тебе… уважение.

Она отвела глаза и почувствовала, как ярость начинает отступать. И поэтому оказалась не готова, когда он внезапно шагнул вперед. Король ухватил ее за подбородок, повернув ее лицо вверх, к свету, и уставился на нее сверху вниз в явном изумлении. Без всякого предупреждения, опять почувствовав себя вещью, которую могут закатать в ковер или вертеть как вздумается, Харри немедленно вскипела, и глаза ее сверкнули без тени страха.

Он смотрел в эти глаза, яркие и сияющие внутренним светом, и думал: «Так вот в чем дело. Не понимаю, но в этом и кроется смысл – первый шаг к смыслу». Едва уловив отблеск этого света, легкий намек на него при повороте головы, он протянул руку прежде, чем успел подумать. Ее глаза под его взглядом мерцали зеленым и серым с пузырьками янтаря, мелькавшими, как молния в глубинах, и всплывавшими, чтобы взорваться звездами на поверхности. Бездонные глаза. Человек или зверь, коему хватит глупости глядеть в них слишком долго, утонет. Он был одним из тех немногих, кто мог этого не опасаться, и знал, что она ни о чем не подозревает. Слишком легко она встретилась с ним взглядом. В ее глазах пылала лишь чистая и откровенная ярость. И он не мог ее за это винить, только гадал, случайно ли она научилась не фокусировать свой гнев, или люди, которых она ненавидела, имели обыкновение падать с лестниц или давиться рыбьими костями… А может, она и вовсе не знала ненависти. Человек в сильном раздражении обычно не смотрит в зеркало, у него находятся занятия получше – мерить шагами комнату или швыряться предметами. Вероятно, никто никогда не замечал этого или не имел возможности заметить. И, явилась ему смутная мысль без особой на то причины, она никогда не была влюблена. Обрати она хоть раз взгляд, сверкающий келаром в полную силу, на простого смертного, у обоих был бы шок. И ей уже не хватило бы невинности смотреть кому-то в глаза так, как она смотрела сейчас на него.

Он уронил руку с ее подбородка и отвернулся. Харри показалось, что ему немного стыдно.

– Прости, – произнес он вроде бы искренне.

Но прежде всего в облике его читалась задумчивость и, как она с удивлением обнаружила, облегчение. Как будто он принял некое важное решение.

«Что у меня не так с лицом? – подумала она. – Нос, что ли, позеленел? Он всегда был крючком, но до сих пор это никого не волновало».

Корлат свое поведение никак не объяснил, но, помолчав минуту, сказал:

– Ты примешь ванну одна, как желаешь.

Он еще раз взглянул на нее, словно желая убедиться в ее реальности, и вышел.

Харри обхватила себя руками, вздрогнула, а затем подумала: «Ладно, я хочу ванну, вода остывает. Интересно, сколько у меня есть времени на мытье, пока еще кого-нибудь не принесет?»

Она приняла самую быструю ванну в жизни, докрасна растерлась губкой, отскребая грязь, и выбралась из воды совершенно чистой. Затем высушилась и скользнула в оставленное для нее белое одеяние. Рукава доходили до локтей, а подол почти до щиколоток. Под низ надевались длинные свободные штаны, такие пышные, что могли сойти за юбку. Они развевались и колыхались при ходьбе. Вся одежда была сделана из вполне плотной ткани, но, даже повязав вокруг пояса золотой шнур, островитянка все равно чувствовала себя почти голой. Островной женский костюм включал гораздо больше слоев. Харри посмотрела на свой пыльный халат, но надевать его снова не хотелось. Она все еще колебалась по этому поводу, пока сушила волосы вторым полотенцем и пыталась разобрать спутанные пряди пальцами. Вернулся Корлат, неся темно-красное одеяние, очень похожее на его собственное золотое, и расческу. Ручка у нее была широкая и неудобная для ее руки, но зубцы привычные, а только это и имело значение.

Пока она наблюдала сквозь мокрые волосы, ванну наполовину опорожнили так же, как и наполнили, а остальное унесли прямо в серебряной чаше. Четверо мужчин, державшие ее за ручки, двигались очень плавно, и вода не пыталась выплеснуться через борта. Последовала пауза, затем один из слуг дома (судя по отметине на лбу) внес зеркало в кожаной раме. Он опустился перед госпожой на одно колено, водрузил зеркало на другое и отклонял его, пока она не увидела собственное лицо. Харри зачарованно опустила глаза – мужчина смотрел в пол. Интересно, все горские домашние слуги берут уроки наклона зеркал под единственно правильным углом относительно роста и габаритов особы, которой прислуживают? Возможно, это искусство, ведомое лишь немногим, и те немногие, разумеется, поступают на службу только в королевский дом. Девушка мрачно развела волосы и откинула их за плечи. Мокрые пряди упали ниже пояса. Глубокий красный цвет верхнего одеяния поражал красотой. Бархатистые тени в складках напоминали розовые лепестки.

– Спасибо, – произнесла она по-горски, надеясь, что правильно запомнила выражение.

Слуга встал и с поклоном вышел.

Тем временем в центре шатра, рядом с опорной колонной, установили длинный стол, собранный из множества квадратных секций. Каждый угол каждого квадрата опирался на ножку. Харри не понимала, как они ухитряются стоять так ровно на прихотливых слоях ковров. Корлат расхаживал взад-вперед по противоположному от нее концу шатра, склонив голову и заложив руки за спину. На столе появилась посуда. Каждый прибор состоял из тарелки, одной странной плоской ложки, двух мисок разного размера и высокой кружки. Стол был очень низкий, стулья отсутствовали. Часть разбросанных по всему шатру подушек собрали и сложили кучками вокруг стола. Затем внесли большие миски хлеба, фруктов и, как ей показалось, сыра. Лампу, висевшую на деревянном стропиле, опустили, и она повисла над самым столом. Положение подвешенных на тонких цепях светильников регулировалось сложной системой шнуров и петель, закрепленных на потолочных балках и опорных столбах.

Корлат прекратил расхаживать, провожая взглядом опускаемую лампу. Но мысли его, похоже, витали далеко. Харри исподтишка наблюдала за ним, готовая отвести глаза, если он вспомнит о ней. Когда лампу закрепили в новом положении, он рывком пришел в себя, сделал несколько шагов вперед и встал у одного конца длинного стола, затем поискал взглядом девушку. Трудно судить о подобных вещах, но ей показалось, будто он вспомнил о ее существовании с некоторым усилием, словно о неприятной обязанности. Она встретилась с ним глазами, и он жестом указал ей место по левую руку от него. В этот момент золотая шелковая дверь поднялась снова, и в шатер один за другим вошли несколько мужчин.