Робин Маккинли - Меч королевы

Двое были Харри знакомы: они сопровождали Корлата, когда он… увез ее. Странно только, ей оказалось так легко их узнать, ведь в дороге она видела по большей части их затылки, когда они отворачивались, или макушки, или капюшоны, когда они смотрели в землю. Но теперь узнала-таки и без страха посмотрела им в лицо, а они выказали не больше желания смотреть на нее, чем прежде.

Всего собралось восемнадцать человек вместе с Корлатом и ею самой. В горцах безошибочно угадывалась общность людей, принадлежащих друг другу и спаянных воедино связями такими же сильными, как кровное родство и дружба. Таких различаешь даже в многотысячной толпе. Они словно бы угадывали мысли и намерения друг друга без слов. Она знала кое-что о том, как работает подобный вид товарищества, по наблюдениям за Дэдхемом и некоторыми из его людей. Но здесь в этой группе незнакомцев единство читалось отчетливо, словно напечатанное черным по белому. Их молчание – никто не потрудился произнести привычное Харри приветствие, какую-либо горскую версию «привет» и «как дела» – только подтверждало впечатление. Но их единение не напугало ее и не заставило почувствовать себя одинокой и заброшенной. Напротив, столь малое внимание к ее присутствию успокоило девушку. Казалось, инстинктивное взаимопонимание окутало и приняло ее, Чужачку и женщину. Однако она была здесь, и точка.

Харри села вместе со всеми и, когда передавали миски и тарелки, обнаружила, что ее посуду наполнили и вернули. Ей не пришлось делать вообще ничего, только принимать поданное. Из рукавов, из-за поясов и голенищ появились ножи. Корлат извлек откуда-то запасной и вручил ей. Она осторожно попробовала лезвие пальцем и нашла его весьма острым. Ее слегка обескуражило, что пленнику дают такой острый инструмент. «Хотя любой из этих мужчин может отобрать его у меня, не переставая жевать», – подумала она и принялась чистить желтый фрукт у себя на тарелке, как делал сидевший напротив нее воин. Казалось, прошли годы, с тех пор как она сидела за завтраком напротив сэра Чарльза.

Беседа началась незаметно. Разговор тек свободно и не нуждался в чем-то столь резком, как начало, а Харри была слишком занята едой. Судя по тону, люди обращались к своему королю с докладами, и содержание этих докладов обсуждалось за всем столом как дело важное. Она не понимала ни слова, поскольку «да», «нет», «пожалуйста» и «хорошо» практически невозможно вычленить из сплошного потока речи, но язык показался ей приятным на слух. Разнообразие звуков и интонаций годилось для любого настроения и цели высказывания.

Спустя недолгое время мысли Харри начали разбредаться. Долгая скачка вымотала ее, но неопределенность положения прекрасно отгоняла сон и заставляла быть начеку. «Не очень-то мне и страшно». Она гадала, выдаст ли кто-нибудь из этих людей взглядом или жестом, если речь пойдет о Чужой среди них.

Но ей ведь предоставили ванну и чистую одежду, пусть даже странную, и хорошую еду, а еда была восхитительна, и теперь вот приняли в компанию, а Харри физически чувствовала поддержку, исходящую от их крепкого товарищества. После всего этого разум норовил расслабиться. Но из этого ничего не выходило, поскольку стоило чуть сбросить напряжение, как мысли упрямо возвращались к попыткам разгадать, как и почему она оказалась здесь.

Очевидно, это как-то связано с неудачной встречей горцев и Чужаков в Резиденции. Но почему? «Почему я? Если меня так легко удалось выкрасть из постели – или с диванчика под окном, – значит и остальных не сложнее. И сэр Чарльз как фигура политическая подходил для этого куда лучше». Харри спрятала улыбку. Хотя для поездки поперек седла он не годился совершенно, на выбор похитителей явно повлияли причины более веские, нежели физические размеры. Ее словно призраки унесли из собственного дома: никто не отпирал двери, и собаки молчали, а сэр Чарльз и леди Амелия спали всего в нескольких шагах от нее. Можно подумать, что Корлат и его подручные обладают даром проходить сквозь стены. И если они сумели пройти сквозь стены и мимо собак Резиденции, вероятно, они могут проходить и сквозь любые другие стены, по крайней мере островные. Чудеса какие-то! Тут она припомнила: Дэдхем верил, что горцы и правда владеют сверхъестественными силами. А суждению Дэдхема она доверяла больше, чем чьему бы то ни было, ибо он знал эту страну, ставшую ему новым домом, лучше любого островитянина. И это привело ее в исходную точку: Почему она? Почему Харри Крюи, приемыш в Резиденции, пробывшая в этой стране всего-то пару месяцев?

Первую и очевидную вероятность она отбросила сразу. Какими бы пороками ни обладали Корлат и его люди, глупость к ним не относилась. Да и не смотрел на нее король так, как мужчина смотрит на женщину, с которой собирается разделить ложе. Чем-то ее персона крайне заинтересовала его, раз он прибегнул к таким ухищрениям ради ее изъятия. Он смотрел на нее скорее как смотрят на источник лишней головной боли. Видимо, быть головной болью короля – тоже своего рода выдающееся свойство.

Так же стремительно, почти инстинктивно, отбросила Харри надежду на успешную поисковую экспедицию с целью вернуть ее домой. Горцы знают свою пустыню, островитяне – нет. И приемное дитя Резиденции не стоит исключительных усилий. «Если Джек догадается, где я, он решит, что меня не надо спасать… но бедный Дик… он непременно убедит себя, что это он во всем виноват, ведь это он привез меня сюда…» – кисло подумала она и торопливо заморгала, закусив губу. Скрещенные ноги затекли, поясницу ломило. Островитянка привыкла сидеть на стульях. Она начала тайком бить себя по бедрам кулаками, пока не ощутила покалывание, с которым онемевшие ноги возвращались к жизни. Тогда она принялась за икры. К моменту, когда она смогла пошевелить пальцами на ногах, подступившая к глазам жгучая влага пропала.

Слуги дома снова вошли в королевский шатер и убрали со стола. Хлеб и фрукты уступили место мискам с чем-то темным и блестящим. Предложенный ей кусочек оказался липким, хрустящим и очень сладким. Съев большую часть своей щедрой порции, Харри изрядно перемазалась, но вовремя заметила миски с водой и свежие салфетки у локтя каждого из присутствовавших. Пока все потягивались и вздыхали, наступило недолгое затишье. Затем Корлат сказал несколько слов слугам, после чего один из них покинул шатер, а оставшиеся трое обошли вдоль стен, гася светильники. Все, кроме лампы, свисавшей низко над столом. Толстые тканые стены пропускали дневной свет, поэтому внутренность шатра была бледно освещена, а лампа над столом пылала, словно маленькое солнце, отбрасывая полутени в тихие углы светящихся белых стен и глазные впадины. Все молчали.