Юрий Иванович - Обладатель-тридесятник

– Вот я и требую этих самых объяснений! – попытался начальник по режиму перебить своего зятя.

– …которые даже мне, увы, не всегда своевременно даются, – закончил тот свою мысль, разведя с сожалением руками. – Но как только я выясню, в чём дело, сразу поделюсь объяснениями с вами. А пока могу высказать только предположение… – которое, кстати, ему посоветовали высказать фантомы во главе с тем же Хочем: – Скорей всего Игнат Ипатьевич решил проверить лояльность нанятых военных и их умение хранить доверенные им тайны. Возвёл некие простенькие моменты истины в куб и выдал им как величайший секрет. А теперь будет следить: проговорится кто-нибудь об этом – или нет. Тем более что сиё действо для великого колдуна ничего сложного не представляет.

Оба друга-генерала между собой многозначительно переглянулись. Это напоминание о колдовстве и ведьмачестве им уже в печёнки въелось. Чуть что какая неувязка или недоразумение, Иван ссылается на волшебство. Чуть какой секрет – то же самое. Этак можно и здравый смысл похоронить под лавиной подобных отговорок и потерять рычаги управления ситуацией.

Поэтому «дядя Боря» состроил самую зверскую и угрожающую физиономию, на которую был способен, и многозначительно склонился в сторону тщедушного против него администратора:

– Иван Фёдорович! Всему есть предел! Наше сотрудничество было начато с условием полного взаимного доверия. А что творится в данный момент?

– Я перед вами чист как слеза! – клятвенно заверил Загралов. – Ну а что владелец комплекса недоговаривает, так он имеет на это полное право. Как работодатель он это оговаривал, и как учёный, блюдущий свои научные секреты.

– Но мы в таких условиях явного недоверия работать не можем! – рыкнул Захаров.

– Не можете или отказываетесь? – раздалось уточнение самым невинным тоном.

Как раз в этот момент основные консультанты команды требовали от обладателя твёрдости и неуступчивости: «Пожёстче с ним! Если что, пригрози тестю увольнением. И не тушуйся, мы с тобой!»

– Можем и отказаться, – перешёл к прямым угрозам действующий генерал силовых структур. – Но тогда мы здесь будем уже находиться совсем в ином качестве. А именно: как представители правовых органов, расследующие не совсем понятную деятельность.

Конфронтация нарастала, но Иван держался бодрячком, да ещё решился на упоминание должного места спорщика. Хотя и сделал это весьма деликатно:

– Борис Иванович, вы здесь пока в качестве гостя и приглашённого консультанта. О нашей деятельности вы и так знаете всё, и она уж никак не может быть противозаконной. Ну а Карл Гансович, – он демонстративно повернулся к тестю, – как начальник по режиму попросту обязан блюсти интересы своего работодателя и в случае необходимости выдворить с подведомственной ему территории всех посторонних. В особенности тех, кто будет неугоден Игнату Ипатьевичу.

Последняя фраза звучала как дань вежливости. Главный намёк поняли все без исключения: если администратору будут надоедать всякие консультанты со своими требованиями поделиться сокровенными секретами, то их на объект попросту не впустят. А если он всё-таки прорвётся, то и начальник по режиму, именно таковой как есть, больше не понадобится. Тем более что ничего страшного пока не произошло, и повода для конфронтации особого не было. Не считать же за оный запрет поучаствовать в общем построении батальона? Или тот факт, что на то же собрание после построения пустили совсем иного генерала? Профессиональная ревность, что ли?

Да и сами боевые друзья-приятели это прекрасно понимали.

– Ладно, тогда подожду твоих разъяснений, – согласился Фаншель, оттирая боком Захарова, который, играя желваками, грозно хмурясь и сжимая кулаки, собирался разразиться скандальными речами. – Сейчас уезжаю по делам, если что – тормоши моего зама, Каршакова! Пока!

И, жёстко глянув на Бориса, увёл того к воротам. Отошли они метров на двадцать, не подозревая, что их легко подслушать на любом расстоянии с помощью находящегося возле них духа, стали между собой переругиваться.

– Да что он себе позволяет?! – кипятился Захаров. – Пацан!

– Чего ты лютуешь? Он вполне правильно защищает интересы работодателя…

– Ой ли?! У меня такое впечатление, что он сам принимает все решения и нисколечко мнением этого древнего колдуна не интересуется!

– Тоже зряшное утверждение, – уже совсем спокойным голосом вёл свою линию Карл Гансович. – Парень встал крепко на ноги и действует очень правильно, с уверенностью.

– Вот это меня больше всего и удивляет! Ты его сравни, каким он был до поездки в Сибирь и каким стал сейчас? Небо и земля! Да и вообще меня вся эта возня просто толкает к самым разным подозрениям. То неизвестный вал смертей уголовников и оборотней в погонах в том самом сибирском краю, то нечто подобное в Москве… И везде этот Игнат и твой зятёк отираются поблизости. Ух, неспроста это всё! Сегодня же даю задачу своим аналитикам, и пусть просчитывают всю ситуацию в плане моих сложившихся подозрений. Вот увидишь, какую грандиозную сенсацию мы откопаем!

– Дружище! А может, не ст о ит в этом копаться?

– О-о! Ещё как сто́ит! – сердито заверил Захаров.

Услышанный диалог не на шутку взволновал обладателя. События начинали принимать слишком необратимый характер. Такие честные и принципиальные люди, как тесть и его товарищ, имели полное доверие, и в будущем их следовало обязательно привлекать в команду, создавая с них матрицы бытия, делая из них вездесущих фантомов. Но вся основная причина откладывания на потом заключалась в Ольге Фаншель. В том конкретно, что её родители, и в частности отец, не знали, что основное тело дочери не просто умерщвлено, а ещё и неизвестно где находится. Только тот факт, что оно не захоронено по-человечески, бередил душу Ивану с Ольгой и всем остальным членам команды. Моральный фактор такого признания ближайшим родственникам вообще не поддавался определениям по своей значимости, возможным последствиям и угрозе душевной, неизлечимой травмы.

Между собой супруги давно уговорились, что раскроют тайну Карлу Гансовичу, а потом (может быть!) и самой Ларисе Андреевне только после рождения ребёнка. Потому что тот, по утверждениям инструкции к сигвигатору, станет полноправным, полноценным человеком, и тогда Ольга (как она сама заверяла) сможет открыто, смело заявить родителям о своём втором возрождении.

Что интересно, ещё при первых обсуждениях молодые супруги сомневались даже обсуждать возможность создания фантомов с родителей Ольги. И чем больше времени утекало, тем нежелательней и страшней становилось раскрывать печальную истину. Даже введение в команду духов и копий собственных родителей вызывало теперь у Ивана сердечное раскаяние. Уж слишком печально на него посматривала мать, да и отец как-то странно осунулся после получения новых, не всегда радостных знаний. Даже недавно хотели побыть с ним наедине, обсудить трагедию, да не получилось…