Михаил Дулепа - Баффер

Опять же дом надо искать на отшибе, с каким-то сараем или подвалом, чтобы не бросалось в глаза мое отсутствие. Вот, кстати, о работе – мне ничто не мешает утром уходить в город, а вечером возвращаться сюда, в сравнительную безопасность глуши. Правда, тогда надо искать оправдание постоянным отлучкам, а то рано или поздно кто-то спросит, где это я весь день пропадаю, если из дома не выхожу, и откуда у меня продукты, которых в лавке нет? Чем бы я мог быть полезным деревенским, чтобы, с одной стороны, не пришли выгонять, а с другой – не решили припахать накрепко? Учителем устроиться? Тут школа еще осталась? Снова думать надо.

Первую деревню я прошел не задерживаясь, провожаемый недовольным брехом собак из-за заборов – друзья человека чуяли, что кто-то идет мимо, но не видели, и это заставляло их нервничать. К счастью, я на улице был не один, время от времени шли мимо люди, проезжали машины. Вот одна такая машина и заставила уйти – очень уж джипчик мне не понравился. Мало ли кто на черном «крузаке» ездит, зачем мне тут оставаться?

До второй деревни, а точнее – до села с единственной оставшейся в округе церковью, я добирался прыжками через поле. Какие на нем проводились работы, я, человек городской, не понял, но перекопанная земля приятно пружинила и почти не налипала на сапоги, когда я отталкивался для очередного прыжка-полета. Расчет был верным, вприпрыжку я потратил столько же сил, сколько и на обход «угла» вдавшегося в лес участка обработанной земли, и через полчаса добрался до окраины. Контраст ощущался, если в первой деревне дома были как-то поновее, что ли, и здание бывшей колхозной управы прошло «евроремонт», то здесь все было обшарпанным, неприхотливым, прилаженным «временно» и оставшимся на года. Для горожанина – убожество. Для местных – привычно. Не всегда и не везде можно строить большие красивые дома. Когда у всех домишки, то не надо возводить себе хоромы, а то и забор не спасет. Скромнее надо быть.

Знакомый дом искал минут пятнадцать, даже подпрыгнув вверх, чтобы рассмотреть все получше. Помнил я его другим, видно, покрасили где-то, а где-то и перестроили. Собаки во дворе не было, вошел, оглядываясь, во двор, спохватившись, отменил невидимость и, подобрав палку, постучал ею по доске забора:

– Эй, хозяйка? Дома ли?

Не очень правильно вламываться во двор без приглашения, но тетка Марина была какой-то дальней родней отцу, так что почти родственница.

В окне мелькнуло чье-то лицо, дверь приоткрылась, меня внимательно рассмотрели, и только потом на крыльцо вышла пожилая женщина.

– Добрый день. Марина Степановна, не признали?

Она вдруг улыбнулась.

– Господи! Да сколько ж лет? Ой изменился, ой похорошел! – Я хмыкнул и, не выдержав, улыбнулся, но промолчал. – Отцова кровь, видна стать. А Михаил-то где? Или у магазина с мужиками опять пиво жрать остался?

– Умер он, три года как, теть Марин.

Улыбка у нее тут же пропала.

– Ой, прости. Чего ж так, он же молодой был, здоровый…

Я договорил за нее «в отличие от жены».

– Да вот жизнь скрутила. Бывает.

– Беда, мрут мужики молодыми, мы одни остаемся. Да ты заходи, что мы на пороге стоим?

Отказываться я не стал. О скобу у порога кое-как очистил сапоги и вошел, разувшись уже в сенях.

Низкие потолки, кружевные занавески, дорожки на полу, коврик на стене и знакомый запах. Деревня. Словно и не меняется тут ничего.

– Проходи, проходи! Давай раздевайся, садись. Попался ты мне, Михалыч, сейчас спрашивать буду! Что да как, да зачем – скучно у нас осенью, дачники разъехались, сидим, к зиме готовимся.

– А работа?

– Пенсионерка я теперь. Закрыли ферму, коровник сгорел, проводка, говорят, старая. Ну как сгорел, коров вывести успели…

Я слушал, поддакивая, кивая в нужных местах. Судя по рассказу, в деревне дела шли не очень, но жить можно было, во всяком случае, перекупщики являлись регулярно, местные кое-как зарабатывали продажей выращенного и собранного, даже был жив колхоз, шатко стоявший одной ногой на пути в светлое будущее, а второй увязший в былых долгах.

– Да ты ешь оладушки, ешь! Все ведь свое, даже мука местная. – Она вдруг оглядела меня пристальным взглядом. – Экий ты… во всем черном. В монашество ударился?

– Нет, просто все теплое в шкафу черным оказалось.

– А, ну это да. Не любит у нас народ яркого, все ходят кто серый, кто черный…

По одежке встречают. Помню, купил в секонд-хенде длинное модное пальто, так принимали за недавно вышедшего из тюрьмы урку. Тетки в библиотеке долго косились и шептались, хотя знали меня много лет.

Уловив момент, спросил:

– А вы все тут в одиночку живете?

– Чего ж не жить? Дом свой, лес под боком, огород. Дочка внуков на лето привозит, такие шебутные растут, но все своя кровь! Пай в колхозе сдала в аренду хорошим людям. Боялась, что обманут, а нет, все оговоренное выплатили. Колхоз у нас богатеть стал, сразу какие-то городские появились, председатель договора заключил, ему сын помог…

– Белый?

– Ну да, Витька. Солидный теперь, на джипе ездит! – Она хмыкнула. – Не лень ему этот джип каждую неделю трактором из грязи доставать? Второй год думают старый фруктовый сад обновлять, но это дело не быстрое, да и кредит придется брать…

Я слушал многословие тетки Марины внимательно, но без особого интереса. Это только кажется, что на деревне все так просто, в лесу живут, колесу молятся, на самом деле тут иные отношения по два-три века могут тянуться, как дружба, так и вражда. Вот Витька-Белый мне другом отнюдь не был, все он любил над «задохликом городским» поиздеваться. И отец мой тоже с его отцом даже не здоровались, у них еще в школе что-то было. Но – родня. Пусть и дальняя, через хрен знает сколько колен. Хотя сейчас это уже не значит того, что полвека назад.

– Теть Марин, я что спросить хотел – есть тут дом на зиму снять? Мне врач сказал поменьше дергаться в ближайшее время.

Она сочувственно покачала головой, но в глазах что-то мелькнуло.

– Михалыч, а это с нынешним никак не связано? У нас тут к Вельяминовым вчера приехали, сына привезли, первый раз старикам показали… Говорят, в городе опасно?

Угу. Надо будет и над этим подумать – оповещение об эпидемии есть, а карантина нет?

– Насчет эпидемии это врут. Точнее не всю правду говорят. – Я помолчал, положил варенье на кусок остывшей оладьи, откусив и запив чаем. – Странное сейчас происходит. Я видел, как в городе твари появлялись.

– Твари? Что за твари?

– А вот непонятные. Как в фильмах… фантастику смотрите? – Я кивнул на телевизор, сейчас прикрытый салфеткой.

– Да я больше политику.

Ну да, сериалы, на самом деле, смотрят далеко не все женщины.

– Зоопарк, значит, любите?

– Ехидина! Чего ж простой деревенской бабе на толстощеких обезьянок не посмотреть? Так потешно кривляются!