Морган Родес - Обреченные королевства

– Тебе не жить, – прошипел рыцарь. – Всех вас надо было избавить от мучений еще много лет назад! Всю вашу позабытую богиней страну! Вы, нечестивые тараканы, еще бы нам спасибо сказали…

Тараканы?.. Йонас не воспринял сравнение как оскорбление. Эти насекомые были живучими, сообразительными и неистребимыми существами. Он вполне мог пережить и то, что его обозвали дикарем. Но вот что касается того, будто он обречен проиграть и погибнуть…

– Ошибаешься, – сказал он рыцарю. – Наши горести и правда закончены. А ваши лишь начинаются!

Йонас вложил весь свой вес в ответный удар и сбил оранийца наземь. Отбросив свои клинки, вырвал меч у рыцаря из руки, прижал к горлу побежденного и рыкнул:

– Сдавайся!

– Никогда, – был ответ. – Я дерусь за свою страну и за своего короля! И я не успокоюсь, пока не истреблю последнего из вас, грязные дикари!

В руке у рыцаря непонятным образом возник нож. Йонас заметил его, лишь когда кончик лезвия вошел в бок. Не дав ему воткнуться сколько-нибудь глубоко, юноша стремительно откатился прочь, крепко держа двумя руками рыцарский меч.

Вскинувшись, он вложил в удар все оставшиеся силы, рубанув оранийца по незащищенному горлу. Голова отлетела далеко прочь от тела. Кровавые брызги попали Йонасу в глаза, и он вытер их рукавом.

Не без труда поднявшись, он побрел, одолевая боль, по полю прочь. Перебрался через реку, в которой, как ему показалось под ночным небом, вместо воды текла кровь. Что-то горячее и густое лилось из его собственных ран, но Йонас упорно продвигался вперед… вернее, назад.

За густым пологом леса, где стоял палаточный лагерь союзников, у лекарских шатров бродили сотни людей. Кто-то уже умер здесь, кто-то испускал последний дух. В уши Йонасу ударили жалобные стоны и крики…

Он продолжал двигаться дальше и наконец, на подгибающихся ногах, достиг цели – палаток вождя. Их предоставили Базилию лимерийцы, и они превосходили размерами все пелсийские домики, которые видел Йонас. Здесь отдыхала знать, пировала, вкушая роскошные яства, приготовленные изощренными поварами и подаваемые предупредительными слугами…

Пока в двух милях отсюда сражались и гибли одиннадцатилетние мальчики…

Охрана Базилия сразу узнала Йонаса, пусть и заляпанного своей и чужой кровью, и беспрепятственно пропустила. Отведя матерчатый клапан, молодой пелсиец шагнул внутрь богато обставленного шатра.

После всего, что он повидал и пережил за последние полдня, при виде всей этой роскоши его попросту затошнило.

– Йонас! – обрадованно воскликнул вождь. – Входи, входи! Присоединяйся ко мне!

Йонас спотыкался на ровном месте от изнеможения и боли. Он шел и боялся, как бы коленки окончательно не подломились. Вождь Базилий глянул ему в лицо, посмотрел на окровавленный бок…

– Лекарь!

Второй раз звать не понадобилось. Тотчас появился человек и завернул Йонасу рубашку, осматривая раны. Незримые руки подставили ему стул, на который он больше свалился, чем сел. Это оказалось очень кстати, потому что у Йонаса кружилась голова и перед глазами плыло. Кожа у него была липкая и холодная, а по краям зрения все казалось расплывчатым и нечетким. Он пытался размеренно дышать, стараясь восстановить силы.

Лекарь трудился над ним, быстро промывая и перевязывая раны.

– Итак, поведай же мне, – широко улыбаясь, обратился к Йонасу вождь. – Как идет битва?

– А ты разве не медитировал все это время? Я думал, ты наблюдаешь за нами, используя зрение птиц…

Йонас сам толком не знал, почему с языка сорвались именно эти слова. Наверное, память подсунула полузабытую сказку из детства. Одну из тех, в которые верила мать.

Вождь кивнул, по-прежнему улыбаясь.

– Хотел бы я, – сказал он, – обладать таким даром! Быть может, в будущем смогу развить его у себя.

– Я хотел бы кое-что сказать тебе без свидетелей, – с трудом выдавил Йонас.

Едва-едва придя в себя, он уже начал тревожиться о судьбе Брайона и чувствовать вину за то, что оставил поле сражения прежде, нежели стал очевиден успех. Может, Брайон сейчас лежал где-то там тяжело раненный и некому было защитить его от какого-нибудь жестокого оранийца, только ждущего случая прирезать беспомощного врага. Или от случайной стрелы, готовой вонзиться в беззащитную плоть…

После гибели Томаса Брайон стал близок Йонасу почти как родной брат.

Глаза начало жечь, но юноша твердо сказал себе, что всему виной едкий дым из трубки вождя. В воздухе витал аромат сушеных листьев персика и еще чего-то более сладкого. Йонас принюхался и узнал запах редкой травы, находимой в Запретных горах: сгорая, она навевала видения, дарующие удовольствие.

– Прошу тебя, говори совершенно свободно. – Отпустив лекаря, вождь махнул рукой и присел к столу, за которым, судя по всему, недавно происходил пир. Кости зарезанной козы валялись там и сям вперемешку с дюжиной, не меньше, бутылей из-под вина.

– Есть у меня кое-какие сомнения, – начал Йонас сквозь зубы. – Насчет этой войны…

– Война, несомненно, требует основательного подхода, – кивнул Базилий. – А ты кажешься мне парнем исключительно серьезным.

– Каким еще можно стать, если растешь в Пелсии? – Йонас всячески пытался удержаться от горькой интонации, но преуспел не вполне. – Я с восьми лет на виноградниках вкалывал.

– Ты отличный парень, работящий и совестливый, – сказал вождь. – Я весьма впечатлен тем, что моя Лэлия тебя встретила.

Вообще-то, дело обстояло скорее наоборот: не Лэлия его нашла, а он Лэлию. Сошелся с ней и обнимал в постели, выслушивая то бесконечные сплетни о ее подругах, то истории об омерзительных змеях, – и все ради того, чтобы найти подходы к вождю, завоевать его доверие и убедить: пора подниматься против Ораноса, пора взять свое по праву.

Даже не будь убит Томас, Йонас все равно хотел бы для своей страны именно этого.

Но то, что происходило теперь… Это было глубоко неправильно и нехорошо. Так подсказывало Йонасу внутреннее чутье.

И уже не осталось времени играть в игры. На поле боя гибли молодые пелсийцы. Отдавали жизни за то, чтобы еще на несколько футов приблизиться к крепостным стенам. А значит, пора высказать то главное, ради чего Йонас вернулся сюда.

– Не доверяю я королю Гаю…

Вождь откинулся в мягком кресле, с любопытством глядя на Йонаса.

– Почему же?

– Лимерийцев здесь куда больше, чем наших. И репутация короля говорит сама за себя: его называют бесчеловечным и жадным. Кто поручится, что после того, как мы своими жизнями купим ему победу, он не бросит против нас свое войско и не истребит нас? Не поработит?.. Просто потому, что захочет взять все плоды победы себе?

Вождь задумчиво поджал губы и некоторое время молча попыхивал трубкой.