Алексей Калугин - Голем

Последнюю фразу Володя произнес не с обидой, не с горечью, не с досадой даже, а совершенно спокойно, просто констатируя факт. Ну, вляпался, мол, и вляпался – с кем не бывает?

У Косарева мысль работала в ином направлении.

– Но если здесь никто не живет, значит, и помочь нам никто не сможет. – Сергей вновь почувствовал признаки приближающейся паники, которые почти сошли на нет, пока он слушал Володин рассказ. – А если так, – произнес он совсем уж упавшим голосом, – значит, мы утонем в жидкой горячей грязи.

Ужасная перспектива, что и говорить.

Сергей прикрыл глаза, пытаясь мысленным взором углядеть золотистый пляж с набегающими на песок прозрачными синими волнами. Но даже с опущенными веками он видел вокруг себя только грязь. Черную, вонючую, горячую – почему, черт возьми, она еще и горячая? – грязь.

– Нет, люди здесь живут, – спокойно возразил ему Володя. – Их просто немного, человек двадцать. Все больше пожилые – спят уже давно. Зато просыпаются рано.

– И что же, мы с утра пораньше орать начнем?

– Посмотрим. Может, кто из дома выйдет. Тогда и орать не придется.

Какое-то время они сидели молча.

Володя снова закурил. Предложил сигарету Сергею. Но Косарев отказался. Он вот уже год, как бросил курить, и пока не видел достаточно веской причины начинать это дело заново.

– Сколько времени? – спросил Косарев.

Володя щелкнул зажигалкой и посмотрел на часы:

– Половина третьего.

– А что за бортом?

Володя приподнялся и наклонился над люком.

– Прибывает, – сказал он. – Но медленно. Если будет продолжаться в том же темпе, до утра дотянем.

– Должно же быть у этой ямы дно, – буркнул Сергей.

– Должно, – согласился Володя. – Но может и не оказаться.

– Это как же? – не понял Косарев.

– Откуда здесь взялась эта яма?

– Не знаю.

– Ну вот.

Что означало это «вот», Сергей не понял. Но решил не уточнять.

Володя и сам не знал ответа на свой вопрос. Но от природы ему был свойствен оптимистичный взгляд на все, что происходило вокруг. Еще в детстве, когда он расстраивался по поводу полученных в школе плохих отметок, дед говорил ему: «Запомни, Вовка, если расстраиваться из-за всякой ерунды, то эдак свихнуться можно». После чего дед поднимал кривой указательный палец с пожелтевшим от табака ногтем и многозначительно изрекал: «Мир устроен сикось-накось». Тогда Володя еще не понимал, что такое «сикось-накось», но дедова философия ему нравилась, потому что была проста и могла объяснить практически все, включая законы дарвинизма, теорию относительности Эйнштейна и принцип Паули. А со временем он и сам смог убедиться в том, насколько прав был дед в своих выводах по поводу основ мироздания.

– Ты сам-то по какой нужде к нам прибыл? – спросил Володя у грустно притихшего товарища по несчастью.

– В командировку, – ответил Сергей, не поднимая головы. – Всего на один день.

– В командировку, говоришь. – Володя озадаченно потер подбородок. – А что за дело, если не секрет?

– Да какой там секрет, – вяло махнул рукой Косарев. – Я в проектном бюро работаю. Привез документацию, которую мы для вашей фабрики подготовили. «Главстальнефтьбумпластик» – знаешь такую?

– А как же! Это у нас главное предприятие в городе. Вернее, последнее из тех, что осталось.

– Слушай, – Сергей решил задать вопрос, который интересовал его с тех самых пор, как он побывал на фабрике, – а что эта ваша «Главстальнефтьбумпластик» выпускает?

Володя озадаченно поскреб в затылке. Вопрос оказался совсем не так прост, как полагал Косарев.

– Понятия не имею, – покачал головой Володя. – Даже не задумывался никогда над этим. Но раз работает, значит, что-то же выпускает. Верно?

– По-разному бывает, – ушел от прямого ответа Косарев.

Ему-то как раз доводилось видеть огромнейшие предприятия, которые работали на полную катушку, скрипя, гремя и коптя небо дымом, но при этом ничего не выдавая на выходе. Какой в этом был смысл? А никакого. Ну почему, скажите на милость, во всем нужно непременно искать какой-то смысл? Вот птаха села на ветку и зачирикала. С чего бы вдруг? А просто так!

Темы для разговоров между двумя незнакомыми людьми, волею случая оказавшимися вместе, исчерпались. Можно было, конечно, поговорить о погоде, но это было бы уже слишком. Все равно что обсуждать меню ресторана «Пекин», находясь одиннадцатые сутки после кораблекрушения на плоту в открытом океане, без руля и ветрил, и даже без компаса.

Володя еще время от времени курил, а Сергею так и вовсе нечем было заняться. Если бы у него была зажигалка, он мог бы заглядывать в люк, чтобы проверять, высоко ли поднялся уровень затопившей автобус грязи. Но зажигалка была у Володи, и он каждый раз, прикурив, глядел вниз. Обычно после этого он ничего не говорил. А Сергей ни о чем не спрашивал. Таким образом можно было поддерживать иллюзию неизменности «статус-кво».

Но как долго это могло продолжаться?

Когда небо начало светлеть, Сергею стало казаться, что крыша автобуса едва заметно кренится назад. Он сказал об этом Володе. Тот сразу поднялся на ноги, прошелся по крыше из конца в конец и сказал, что, да, автобус действительно заваливается назад.

Еще через полчаса стало светло настолько, что попавшие в ловушку пассажир и водитель автобуса смогли воочию оценить уровень постигшей их беды.

Тринадцатый микрорайон располагался на участке земли в форме полумесяца с почти смыкающимися кончиками рогов. По всему периметру тянулась стена спрессованного десятилетиями мусора, при одном лишь взгляде на которую всплывали воспоминания о древних мегалитических постройках, вроде египетских пирамид, Баальбекской платформы или Великой Китайской стены. Несмотря на то что для создания этого колосса были использованы тысячи различных материалов, которым человеческие руки придали самую причудливую форму, стена казалась монолитной. Незыблемой. Казалось, ни время, ни стихии были не властны над ней. Основание ее, должно быть, на несколько метров уходило в землю, а вершина метров на семь-восемь возносилась над крышей единственного достроенного дома в девять этажей.

Когда Сергей как следует рассмотрел это восьмое чудо света, созданное человеческими руками, у него перехватило дыхание. От восторга при мысли о всесокрушающей силе человеческого разума, а может быть, от ужаса при осознании того, что содеяно сие было существами, принадлежащими к одному с ним биологическому виду.

С городом Тринадцатый микрорайон соединял узкий проход, расположенный в том самом месте, где рога полумесяца почти сходились. Посреди него-то и застрял рейсовый автобус, с сегодняшнего дня уже снятый с маршрута. А застрял он потому, что там, где прежде пролегала мостовая, от края и до края разливался поток жидкой грязи, на поверхности которого то и дело вспучивались и с омерзительным чмоканьем лопались влажные липкие пузыри.