Джоан Виндж - 47 ронинов

А он сам? Его Кира может сделать вечным пленником… До конца дней.

Нет, об этом лучше не думать. Иначе недолго сойти с ума.

Сейчас каро заботили лишь три вопроса. Что станет с женой и сыном? Сколько Кира его здесь продержит? И как ему, Оиси, выжить – сохранив при этом разум – в ожидании освобождения? Если, конечно, оно состоится…

Решить можно только одну проблему – последнюю. Оиси перевел глаза на дальнюю стену, к узкой щели, выполняющей роль окна. Слишком высоко, не забраться. Впрочем, даже если бы у него получилось, размер отверстия не позволит сквозь него протиснуться. Его ширины едва хватает для того, чтобы обеспечить темницу воздухом.

А снаружи сияло солнце. И виднелась ветка дерева. Подул ветер, растение судорожно затрепетало, и в оконном проеме закружились, словно снежинки, лепестки отцветающей сакуры.

Оиси отвел взгляд от цветочного снегопада – ожившие в памяти строки прощального стихотворения князя Асано вновь наполнили душу горечью. Но сейчас не время убиваться над тем, чего уже не изменишь. Путь воина гласит: смысл его, Оиси, жизни – в служении господину до самой смерти. Смерти господина… или его собственной. Если хозяин умрет от болезни или старости, тогда долг Оиси – служить наследнику земель и защищать его. Если же смерть сюзерена станет результатом вероломного коварства, его, Оиси, долг – отомстить.

Гири и ниндзё , долг и человеколюбие… Он не упустил ни того, ни другого. Госпожа Мика, наследница князя Асано, сделалась заложницей Киры, чьи алчность и изворотливость привели к смерти отца девушки и к его, Оиси, заточению. Бывший каро не сомневался – умереть от голода и жажды ему не дадут, раз уж сёгун запретил своему любимчику убивать воинов Ако.

А ведь Кира – трус, пришло вдруг в голову самураю. Он скорее нападет исподтишка, чем решится на честное противостояние; скорее столкнет своих врагов лбами в надежде, что они сами уничтожат друг друга, чем выйдет с ними на бой лицом к лицу. Это игра… не сёги даже – го . Искуснейшая битва между разумом и волей.

Оиси явно не первый узник, брошенный в этот колодец, хотя на его памяти подобного не случалось. Как же здесь выживали? Да и выжил ли кто-нибудь?

Если нет, тогда… Тогда, про себя поклялся он, Оиси Ёсио станет первым. Но сохранить одну только жизнь недостаточно. Необходимо позаботиться и о разуме. Непрестанно думать о прошлом означает проиграть Кире. Тревожиться о судьбах людей, которых он пытался защитить, – не менее опасно. Необходимо сосредоточиться на будущем. Верить: оно наступит – будущее, ради которого стоит жить. И, что бы ни случилось, он, Оиси, навсегда останется самураем. Хотя Кира с сёгуном и отняли у него власть, положение и даже мечи.

Господина Асано убил Кира – все равно что лично вонзил кинжал в спину правителю Ако. И Кира же позаботился о том, чтобы вассалов погибшего лишили всего, даже права на законную месть. Если не отплатить злодею за смерть хозяина, душа князя останется в заточении на земле, не сможет развиваться – в точности как все те, кто был ему дорог при жизни. Теперь у каждого из них свое заточение. Но господину Асано из своей темницы не вырваться никогда…

Существуют понятия, отмахнуться от которых не вправе даже самый полновластный земной повелитель. Одно из них – честное правосудие. Оиси учили – когда подлое деяние нарушает течение бытия, страдают даже боги. Равновесие должно быть восстановлено, такова воля небес.

А раз так, пусть боги засвидетельствуют: он, Оиси, станет орудием их воли. И не имеет значения, сколько людских законов придется ему нарушить, сколько времени понадобится и какой окажется цена. Сёги и го – игры-стратегии, в них играют люди, возомнившие себя небожителями. И победа достается тому, кто, сделав первый шаг, планирует на сто ходов вперед. Что ж, вот этим он и займется, спешить ему некуда…

На голой вишневой ветке по ту сторону оконной щели блестел иней. Оиси, съежившись, сидел в углу темницы, обхватив себя руками и сунув ладони под мышки в жалкой попытке согреться. Его трясло – в подземелье стоял почти такой же холод, как на улице. Доспехи он давно уступил крысам – спать на жестком каменном полу в твердом облачении было невозможно.

Зверюшки с радостным рвением обглодали все кожаные лоскутки и шелковую шнуровку, скреплявшую друг с другом изогнутые металлические пластины. Сейчас Оиси сожалел об этой жертве – возможно, в доспехах было бы теплее. Но спасать уже нечего, от брони остались лишь валяющиеся по всей камере разрозненные куски – в первые дни плена у бывшего каро еще хватало сил в приступе гнева и отчаяния швырять защитную амуницию об стену.

Теперь же, спустя долгие месяцы заточения и скудного рациона – который он к тому же делил со своими невольными соседями, крысами, – Оиси едва мог двигаться. Поначалу он старался упражняться: сперва – чтобы не потерять форму, позже – чтобы греться. Сейчас вся энергия его тела уходила на дрожь.

Хорошо хоть с крысами удалось наладить мирное сосуществование – они в конце концов бросили кусаться и грызть его одежду, пока он спит. Можно сказать – подружились. Но вот собеседниками зверюшки оказались неважными.

И Оиси точно окаменел. Теперь он был столь же неподвижен и молчалив, как окружающий мрак. Лишь ветка сакуры – единственное доказательство существования внешнего мира – давала ему смутное представление о том, сколько времени прошло с начала заточения. Впрочем, радоваться этому или огорчаться, каро не знал. Сумеет ли он сдержать свою клятву и выжить – чтобы отомстить за господина Асано… воссоединиться с семьей… или хотя бы вновь увидеть бутоны, зарождающиеся на голой ветке вишни за оконцем?

Оиси вздрогнул и, вслушиваясь, поднял голову. Сверху донесся скрежет камня по камню – кто-то двигал тяжелую плиту. Появилась узкая полоска света. Что, уже подошло время кормежки?

Узник с трудом оторвался от стены и нетерпеливо пополз к тому месту, куда обычно спускали еду.

Но в этот раз, приоткрыв щель над головой у Оиси, каменная плита не замерла, как всегда, а продолжила двигаться. В глаза, привыкшие к полной темноте, ударил свет факела, пленника ослепило, и он испуганно съежился, охваченный глупым страхом раствориться, исчезнуть, словно ночной мрак с наступлением дня… По телу расплылся ужас. С того самого дня, как его сюда швырнули, плиту не открывали ни разу.

Сверху упала веревка с завязанной на конце петлей и закачалась в воздухе перед лицом. Оиси уставился на подарок в замешательстве. Ему что, предлагают повеситься?

В квадратном прямоугольнике света показалась голова стражника, затем раздался голос – такой громкий и неприятный, что узнику пришлось прикрыть уши ладонями.