Юрий Иванович - Десятый принц

– Замечательная легенда! – похвалил землянин и эту наивную сказку. – Я вам точно скажу, что настанет время, и вы полетите! Такое моё слово!

Сам почувствовал непроизвольное щекотание в носу, от чрезмерного пафоса произнесённых слов. И тут же пожалел о своих словах, когда услышал восторженный шёпот юной аборигенки:

– Жаарла! Ты даёшь нашему роду имя Летящие?!

– Э-э-э… да как тебе сказать… – попытался он выкрутиться. – Неужели у вашего рода нет имени?

– Нет! Нет у нас имени! – из огромных глаз чуть слёзы не капали. – Безымянные мы! Долина у нас вон та, самая ближняя к горам. И две следующие, чуть ниже. Но нам так далеко до моря! У нас лучшие охотники и самые красивые жёны. Мы можем и умеем всё! И даже лучше, чем остальные! Но имени нет! Это же несправедливо! Поэтому молодые охотники уходят в иные роды, и нас отдают в жёны на побережье…

– Разве вы недовольны своей судьбой? – успел вставить человек вопрос.

– Конечно! Нам даже имена дают только после замужества. Или наш вождь награждает за большие умения… Или Жаарла…

– Точно! Дай нам имена! – перебила вторая самочка свою подружку.

– Ладно, – нисколько не задумываясь, согласился землянин. – Вот ты будешь Кармен, а ты, – он указал пальцем на особь с глубокой царапиной на клюве, – Агнесса.

Почему-то со слезами на глазах обе аборигенки закивали головами, бормоча что-то непонятное:

– Теперь нас отдадут… может, далеко… очень далеко…

– А почему так грустно? – посочувствовал человек. – Или вас обижают в иных поселениях?

– Пусть только попробуют нас обидеть! – вскипела самочка, получившая имя Кармен. Она и пояснила дальше: – Наши девушки – самые лучшие и желанные! Но… нам нечем больше похвастаться… и любая жена из нашего рода вынуждена брать родовое имя мужа, потому что не хочется представляться дочерью Безымянного рода…

Немного подумав, Фредди попытался найти компромисс:

– Но я ведь не могу подарить вам само умение летать… Я только подтверждаю, что летать кальвадры будут обязательно.

И этого оказалось достаточно для наивных дикарок. Они буквально стали подрыгивать от радости, совсем не эстетично для человека извиваясь своими сегментными телами. Да крылья их молотили воздух так, словно и в самом деле полёт вот-вот состоится. Ну и восклицания понеслись соответствующие:

– Ура! Жаарла назначил наш род Обещающими Полёт!

– Мы теперь не безродные!

– И у нас есть отдельные имена!

– Да! Я – Агнесса, а ты – Кармен!

«Ну вот как, оказывается, местным папуасам мало надо, – мысленно порадовался принц. – Они готовы ждать миллионы лет полёта, зато из данного рода по всему миру пойдут философы, которые будут утверждать о великом предназначении каждого кальвадра посмотреть на землю с высоты птичьего полёта. Имена тоже для них оказались экзотическими… А в данный момент, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы под ногами не путалось… Ах, да! Надо им ещё и по серьге подарить…»

Достал из кармана внушительную щепоть украшений и под повисшее настороженное молчание выбрал два вполне приличных изделия. Остальные ссыпал в карман, а выбранные экземпляры протянул обеими руками к аборигенкам:

– Вот! Это вам от меня подарки за сказки, легенды и радость общения! Носите… э-э-э… вставив в мочку… – хотел сказать «левого уха», как носили все остальные кальвадры, но внутренне этому возмутился и с убеждением добавил: – В мочке правого уха!

Медленно, словно не веря, дикарки перехватили лапками подарки, внимательно их рассмотрели, потом как-то странно переглянулись между собой и вдруг распластались на земле так, словно их убило ударом тока. Ещё и клювы свои чуть не вонзили в ботинки человека.

Тот отпрыгнул на два шага, резко выдохнул и с минуту округлившимися глазами наблюдал за неподвижными, недышащими гусеницами.

«Вот теперь у них точно сердечки разорвались! Нельзя же такие подарки им дарить! Наверное… Вон как их ошарашило… Или и в самом деле умерли?..»

Ошибся. По прошествии минуты юные представительницы самого опасного, наиболее коварного и хитрого для человека вида вскочили на ноги, лихо развернулись и деловито помчались в сторону долин.

– Уф! – уже совсем успокоенно выдохнул Фредерик Астаахарский. И забормотал, озираясь по сторонам: – Живые, значит… И вроде довольные… Но, с другой стороны, культура у них всё равно на низком уровне. Ни тебе «Спасибо!», ни «До свидания!», ни «Дядя, мы вас больше беспокоить не будем, извините!». Дикари-с! Варвары-с!

Вспомнив о приказе доложить, потянулся к коммуникатору.

– Господин сержант? – когда тот отозвался, отчитался: – Знакомство с аборигенами завершил. Реакция – положительная. Что делать дальше?

– Ну ты хитрец! – донеслось в ответ. – Когда мы здесь буром упирались в землю, ты сказочки слушал, а как кашеварить заканчиваем, то он готов с поста уйти?! А вот фигушки тебе! Торчи там, пока товарищи твои не поедят и не отдохнут. Конец связи!

Принц на это лишь беззлобно хохотнул и вновь пристроился на облюбованной позиции наблюдателя. В самом деле, раз не работал – то можно и последним поесть, без обид.

Более чем две недели ушло у Маргариты-Иллоны на забор воды из должных источников и на правильный процесс смешения её в нужных пропорциях. Ведь даже имея на руках точный рецепт панацеи от ожирения, сложно было выдержать идеальное соотношение, и порой недостача или избыток всего одного грамма сводили на нет всю полученную субстанцию. Смесь не годилась уже ни для чего, и приходилось готовить новую.

Но зато когда чудодейственное лекарство получалось правильно, после перемешивания оно в течение нескольких минут меняло цвет, становясь в итоге чуть оранжевой окраски и уже в готовом виде срок годности исчислялся параметрами одного года. Люйч делал допущения, что и второй год удивительное средство из минеральных вод тоже сможет излечивать, но гарантии уже не давал. В любом случае двенадцати месяцев употребления панацеи под названием Каллоссава хватало не только для похудения, но и для тотального омоложения организма лет на десять-одиннадцать.

На шестнадцатый день с начала экспериментов «связующая» приступила к потреблению созданной панацеи в строго рекомендованных информационным устройством количествах. Оно несколько удивляло, всего два литра в сутки. Это при том, что раньше толстуха могла и пять литров употребить разных компотов, соков, чая, кофе и прочих, желательно хорошо подслащённых напитков. Первые проявления лечения появились уже к вечеру, к тому же совсем не те, на которые вещунья рассчитывала. Она-то себе представляла процесс в самом приятственном варианте: ешь, сколько в тебя влезет и всё, что нравится, и всё равно худеешь. А не тут-то было! Первым и самым неприятным побочным эффектом стало полное отсутствие аппетита. В холодильник заглядывать было тошно, лежащие на видных местах пирожки, пирожные и прочие «перекусочные» сладости стали вызывать отвращение, а все остальные любимые блюда пробуждали не больший интерес, чем прошлогодние листья.