Анатолий Дроздов - Беспризорный князь

Батька и здесь оказался на месте. Окинув пояс цепким взглядом, склонился к моему уху и шепнул:

– Будет просить!

Чего, батька не уточнил, но и без того было ясно: не безделушку. Поднесенный в ответ германский меч Ярослав принял спокойно, но я понял: отдариться не удалось. «Чего ему нужно?» – гадал я, сидя за столом. В Звенигород Ярослав явился с сыновьями. Старшему, Олегу, минуло восемнадцать; Глеб был годом моложе. Об этом поведал сам князь. Братья не были похожими. Высокий и статный Олег пошел в отца, а вот Глеб – скорее в мать. Низенький и не по годам степенный, он вел себя чинно. Пил мало и даже здравицу произнес, как будто читал Псалтырь. Олег крикнул «славу» громко, лихо опрокинул кубок, после чего немедленно забыл о князе. Склонившись к сидевшей рядом Ефросинье, зашептал ей что-то на ухо. Ефросинья, слушая, краснела и хихикала. Сердцеедом Олег, судя по всему, был еще тем.

«Сыновья Ярослава живут с отцом, – вспомнил я. – Князь будет просить им уделы – это к гадалке не ходи. Не дам! – решил я. – Нечего тут!»

Пир не затянулся. Веселиться накануне рати – грех, к тому же Звенигород знал: князь попойки не жалует. Гости выслушали здравицы, обильно спрыснули младенца вином и медом, плотно набили желудки и встали. Ярослав немедленно подскочил ко мне.

– Дозволь перемолвиться, брате!

Малыга метнул на меня взгляд: «Что говорил!»

– Ладно! – согласился я. – Только воеводу возьму! – Я указал на Малыгу.

– Воля твоя! – склонился Ярослав.

Из-за жары пир проходил в сенях, мы прошли в гридницу. Слуга притащил кувшин, разлил по кубкам вино, после чего исчез, затворив за собой двери. Мы с Малыгой сели рядом, Ярослав примостился напротив. Пригубив вино, он поставил кубок, но разговор не начинал, видимо, собираясь с мыслями. Я не торопил. Разглядывал князя. Прежде мы встречались дважды, но мельком: ни поговорить, ни чаши поднять. Ярослав был не старым – лет сорока. Собою хорош. Поджарое, мускулистое тело, продолговатое лицо с лапками морщин у голубых, «рюриковских» глаз. В Теребовле князь сидел тихо. На глаза не лез, советов не навязывал, милостей не просил. Со смердами ладил, дань слал вовремя – словом, вел себя тише воды ниже травы. Так и сидел бы, если б не позвали в крестные.

– Слыхал, брате, Волынь теперь твоя? – вымолвил наконец Ярослав.

Я кивнул и насторожился. Это он к чему?

– Посади меня во Владимире!

Малыга от неожиданности ахнул. Я сдержался, не зная, как реагировать, и Малыга опередил:

– Думай, чего просишь, князь! Волынь – и в удел?

– Разве я сказал: «Дай!» – обиделся Ярослав. – Я просил: «Посади!» Разницу между посадником и удельным князем ведаешь? К тому же не задаром. За Волынь отдаю Теребовль.

– Нашел чем прельстить! – хмыкнул Малыга. – Захочет Иван, так сам заберет!

– Однако ж не забрал! – возразил Ярослав. – Значит, доволен мной. Честь мне оказал, позвав в крестные. Что встреваешь, воевода? Не у тебя прошу!

Малыга побагровел: Ярослав указал ему место. Пропасть между князем и боярином в этом мире глубокая. Малыга мне – первый ближник, зато Ярослав – Рюрикович. Батька набычился, запахло ссорой.

– Зачем тебе Волынь? – поспешил я. – Теребовль хоть и мал, но там ты хозяин. Стоит ли менять на посадника?

– Не велика разница! – возразил Ярослав. – Сейчас дань тебе шлю и оттуда стану. В Теребовле суд правлю, и там придется. Честь одинакова. А что до слова твоего, брате, так скучно мне в Теребовле. Деды мои великими землями правили, мне того же хочется. Чем я хуже Мономашичей с Ольговичами? Воевал добре: девять раз в Поле ходил. Людей мало терял, добычу брал богатую. В княжестве моем справно, воевода твой подтвердит! Так ведь?

Малыга от неожиданности растерялся и кивнул.

– Волынь – своенравный край, – продолжил Ярослав. – Править им тяжко. Кому доверить? Поставишь боярина из Галича, волынские слушать не станут. Волынского возвысишь – того хуже. Начнет добро своим раздаривать, другие озлобятся и в котору уйдут. Я Рюрикович в шестнадцатом колене, со мной не забалуешь! Родни у меня во Владимире нет: ко всем ровным буду.

– На Волынь и другого можно сыскать! – буркнул Малыга. – Князей хватает!

– Посадником не схотят! – возразил Ярослав. – Разве что голый какой. Так неведомо, что он в мыслях держит. Вдруг к ворогу перекинется?

– А ты? – не удержался Малыга. – Ты не перекинешься? Теребовль тебе Володько давал, так? И ты ему верен был!

– Был! – согласился Ярослав. – Потому что крест целовал. Пока Володько не сбежал, присяга действовала. Чем ты попрекаешь меня, боярин, верностью? Было б лучше, если б изменил? Какая после того мне вера? Теперь я слово Ивану дал, нынче и вовсе породнились. Ежели сомнения есть, так я не случаем сынов привез. Останутся в закладе. Коли изменю… – Ярослав умолк и добавил твердо: – Сам знаешь, что с ними делать. Они у меня единственные, других нет.

Малыга растерянно умолк, я пребывал в изумлении. Детей в заложники… На Востоке практикуется, но на Руси? Как надо желать власти, чтоб пойти на такое? А ведь идет! Ради сыновей, так следует понимать. Олегу с Глебом пора княжить, но вот где? Уделы дает родня, а если ее нет?

«Стоп! – сказал я себе. – Ты плакался: некому править? Так любого княжича готовят к этому с детства! Он возле отца с малых лет, все видит, учится, впитывает… Что имеем? Школу управленцев, плодящую безработных. Князей на Руси слишком много, оттого и режутся за земли. Для них это вопрос выживания. Только междоусобица – дело рисковое, проще выслужить. Ярослав это сообразил. Умен! Будет верен – детям перепадет. Посадник, конечно, не удельный князь, Ярослав слукавил, заявив: «Честь одна!» Князь в уделе – хозяин, посадник – на службе. Зато удельного собьют с места – здесь это сплошь и рядом, ищи потом, где голову приклонить. А вот хороших посадников не меняют: зачем? Одному князю служил, другому пригодится. Лучше синица в руке, чем журавль в небе.

Пойдут князья ко мне в посадники? С Ярославом понятно: Волынь того стоит. А Плесенск, Кременец, Белз, Червен и другие города?.. А ведь пойдут! Не сами князья, конечно, их дети. Неважно, кем они будут считаться, главное, что князья и при власти. Бояре кланяются, купцы ручку целуют, ну, и дань. Галичу положенное отдал, остальное – твое. Перспектива для княжича из забытого богом Задрищенска ошеломительная. Да они задницы рвать станут! И ведь что хорошо: воровать не приучены. Отнять – это пожалуйста, а вот слямзить по-тихому – западло. Не по понятиям.

Значит, так! С уделов не зовем – гонору у князей много. Старших сыновей тоже побоку – пусть наследуют отцам. А вот тех, у кого перспективы мутные… Дядя Саша рассказывал о младших отпрысках британской знати. Это они создали империю. Деваться было некуда: титул и поместья наследовались старшими, младшие добывали свое на службе: водили корабли, командовали полками, шебуршились в политических партиях… Со временем становились лордами – уже по заслугам, а не по крови. Уинстон Черчилль, к слову, тоже из младшеньких. Был бы старшим, разве б упирался? Зачем?