Анатолий Дроздов - Беспризорный князь

Сдержанное покашливание отвлекло меня от дум. Ярослав и Малыга смотрели на меня во все глаза. Увлекся.

– Подожди, брате, в сенях! – сказал я князю. – С воеводой перемолвиться нужно.

Ярослав спал с лица, но поклонился и вышел. Я немедленно выложил батьке все, о чем только что подумал. Тот слушал, широко открыв глаза.

– Вон как… – пробормотал, когда я умолк. – Ишь, как измыслил! Хитро! Великий – и тот бы не догадался!

– Что ты! – Я обнял Малыгу за плечи. – Да я дурак! Сам говорил! Раньше сообразить следовало.

– Не наговаривай! – Он стряхнул мою руку. – Ишь, вспомнил! Да я любя… Значит, ставишь Ярослава? А ежели изменит?

– Во Владимире – Доброслава. Она сестру не пощадила, что ей чужак? Да стоит ей крикнуть…

Малыга глянул с изумлением.

– Да… – сказал, помолчав. – Розум. Наградил тебя им Господь!

– Скажешь! – не поверил я.

– Иногда я сам удивляюсь, – сказал батька. – Волынь дружиной малою взяли, смоки не понадобились. Я думал: город жечь будем, дружина к смерти готовилась. Что вышло? Двое убитых, трое поранены. Кто и когда так Владимир брал? Добычу богатую взяли… Благодаря кому? Кто хитрость против Болеслава измыслил и спину свою под стрелы подставил, людей от сечи спасая? Дружина за тебя молится, и если б только она! Смерды свечки в церквах ставят, просят Бога года твои продлить. Уж на что бояре галицкие привередливые, но и те довольны. Потому как нет у тебя среди них избранных, все жалуешь равно. Люди за тебя ратиться готовы. Володько ополчения не мог собрать, дружина воевать не хотела, а к тебе завтра тысячи придут! Великого разобьем! – Малыга грохнул кулаком по столу. – Это я точно знаю!

Я встал и пошел к двери. Ярослав сидел на лавке, опустив голову.

– Брате!

Он вскочил, шаря взглядом по моему лицу.

– Зайди!

Уже догадываясь (князь сам позвал!), но все еще не веря, Ярослав зашел в гридницу и сел напротив.

– Ставлю тебя во Владимире!

Он попытался вскочить, но я удержал.

– Теперь о сынах твоих. Бездельники мне не надобны. Раз оставляешь – пусть служат. Что умеют?

– Олег – добрый воин, дружину лихо водит. В походах бывал: на моравов ходили и угров. Хоть молод и горяч, но людей бережет. Коней и зброю ведает не хуже меня, рать любит…

– А мед?

– Дома я не позволяю, – смутился Ярослав, вспомнив поведение сына на пиру. – Это он здесь…

– А с девками? – встрял Малыга.

Ярослав смутился еще больше.

– Так они сами… – пробормотал, потупясь. – Унош-то гожий.

– Княгиня не жалует блуд! – предупредил батька. – Обрюхатит девку, заставит жениться! Не посмотрит: боярышня или смердка! Уразумел?

Ярослав кивнул.

– А Глеб? – спросил я, пряча улыбку.

– Этот в покойницу! – вздохнул Ярослав. – К рати не склонен. Не думай, брате! – поспешил князь. – Ратиться умеет! И с копьем, и с мечом, и с секирой. Только не любит. А вот хозяйство… Каждого смерда знает; какой у того надел, скот, урожай на полях. Все проверит, исчислит – не обманешь. Тиуны его боятся. Меня обвести можно, а вот Глеба – нет!

– Быть по сему! Даю Олегу сотню, Глеб сядет в Теребовле вместо тебя.

– Брате!

Ярослав попытался встать, но я вернул его взглядом.

– Старший не обидится, что меньшего предпочли?

– Нет! – сказал Ярослав, подумав. – Если дашь ему тысячу.

– Покажет себя, дам! Сиди! – Я хлопнул ладонью по столу. Этот «ванька-встанька» стал утомлять. – Не спеши благодарить! Все жалованное отниму, коли не справитесь. Уразумел?

Ярослав кивнул.

– Теперь о Волыни. Край сложный. Во Владимире моя мать, Доброслава, бояре за нее горой. Сладишь?

– Доброславу ведаю, – сказал Ярослав. – Вместе росли. Как батька мой сгинул, Мстислав приютил. Даже выдать ее за меня хотел, только не сладилось. Удела не было, а без него какой я жених?

«Блин! – подумал я. – Тут у них «Тысяча и одна ночь», индийский фильм с песнями и плясками. Не удивлюсь, если узнаю: «Доброславе сватался басилевс».

– Давно вдовствуешь? – встрял Малыга.

– Третий год, – вздохнул Ярослав.

– Что не женишься? Молодой еще.

– Не хочу! – ответил Ярослав и насупился.

«Однолюб, – подумал я. – Интересно, а с Доброславой он как? Любил? Наверняка! Такие-то глазищи! А ведь это неплохо! Ярослав до сих пор хоть куда, да и матушка не старая. Личная симпатия не помешает».

– Не забывай, княже, что посадником во Владимире ты, а не Доброслава, – предупредил я, вставая. – С тебя будет спрос.

Ярослав вскочил и поклонился – до земли. После чего немедленно выбежал. Задерживать я не стал. Сейчас он ворвется к сыновьям (те наверняка ждут!), сообщит новость… Дедом Морозом быть приятно.

– Не шибко ты: уношу – княжество? – вернул меня на землю Малыга.

– Не справится – отберем! В первый раз?

– Ладно! – вздохнул батько. – Пошли спать! Оляна, поди, заждалась.

«А тебя – Любава!» – добавил я мысленно. Мы и в самом деле засиделись: в окошках плескалась тьма. Я осторожно прокрался в ложницу, там, стараясь не шелестеть одеждой, на ощупь разделся и нырнул под одеяло. И мгновенно получил свое сокровище в обе руки.

– Истомилась вся! – пробормотала Оляна, прижимаясь ко мне так, будто собиралась забраться внутрь. От нее вкусно пахло молоком. – Что это вы? О чем говорили?

– О девках! – признался я.

– Старые – а туда же! – не одобрила супруга, запуская руки мне в волосы. – Как будто жен нету!

– Девки слаще! – возразил я.

– Трепло! – заключила Оляна. – А еще князь!

– Галицко-Волынский! – похвастался я.

– Лучше б сотником был! – вздохнула супруга. – Чаще бы видела!

Я не нашелся, что ответить.

– Три года минуло, а все мнится, что сплю! – продолжила Оляна. – Я – и твоя жена! Ведь без венца была согласная!

– Малыга заставил! – пожаловался я. – Сказал: зарежет, если не женюсь!

– Он может! – согласилась Оляна. – А я-то думала: по любви!

– Кто ж таких, вредных, любит? – возразил я. – Сын – и тот весь в мамку! Не успел на руки взять, как обгадил!

Оляна хрюкнула и, не удержавшись, прыснула.

– Ивана разбудишь! – встревожился я.

– Молока насосался и спит! – возразила Оляна, обнимая меня за шею. – Ты что как не родной? Вчера не тронул, сейчас сторонишься. Ладно, с дороги устал, а сегодня чего?

– Млава сказала: нельзя! У тебя там не зажило.

– Мне не говорила, – мурлыкнула супруга. – И кому лучше знать, что у меня зажило: ей или мне?

«Наверное, ей!» – хотел сказать я, но не успел. Рот мне заткнули качественно. Жаловаться не приходилось: сам целоваться учил…

Гридь проскользнул в дверь, подбежал и склонился перед Святославом.

– Князь Иван!..

Говор, стоявший в покое, мгновенно стих.

– Проси! – кивнул Святослав.

– Но… – замялся гридь. – С ним стража. Князь настаивает…

– Их тоже!