Ирина Черкашина - Звезда творения

— Готов, — ответил бухгалтер и сглотнул.

— Твой помощник с тобой?

— Да, — Михаил вытащил из-под рубашки какую-то фигурку на шнурке. И тут подвески…

— Готовы ли вы, братья и сестры, помочь вашему брату в беде?

— Готовы, — нестройно отозвались сектанты.

— Да приидет Хаос! — театрально воскликнул Старший Брат и начал новый обход октаграммы. Адепты протягивали ему руки — с трепетом, с восторгом. Он брал каждого за кисть и сильно ударял булавкой в кончик пальца — примерно так же, как делает медсестра, когда берет анализ крови. Булавка была на всех одна. По-моему, адепты очень рисковали получить какую-нибудь передающуюся с кровью заразу. Но никто и не думал возражать!

Каждый, кого уколол Старший Брат, стряхивал с пальца капли крови на линии октаграммы. Они взмахивали руками в медленном, четком, только ими ощущаемом ритме. Поначалу это выглядело просто ритуальными действиями, и я даже подумала, а не уйти ли мне сейчас, пока внимание оставшихся зрителей привлечено к сцене. Но потом началось такое…

В зале стало совсем душно. Темнота сгустилась, а тонкие линии октаграммы засветились белым светом. Стал ясно виден каждый завиток рисунка, каждый значок. На лице брата Михаила, стоящего в центре, застыло выражение страха, но он крепко сжимал в руках свою папку. Амулет на шнурке, так и висящий поверх рубашки, тоже засветился. Темные капельки крови продолжали срываться с рук — и впитываться в светящиеся линии. Как они это делают?! Я вскочила с места, стараясь разглядеть происходящее получше, — и тут тусклое сияние окутало всех находящихся в октаграмме: и Михаила, и других сектантов, и Старшего Брата, который встал позади Михаила. Переливчатый камень на его лбу тоже налился светом, только бледным, призрачным, отчего становилось еще страшнее. Лицо его исказилось, словно от боли. Послышалось тихое гудение, становившееся все громче. От сцены теперь исходило волнами то же тошнотворное ощущение, что и от виденной мною в поезде звезды. Словно там пробудилась еще одна сила, исходившая теперь из фигуры на полу. Когда первый шок прошел, я обратила внимание, что сектанты взмахивают руками реже и с усилием, словно светящаяся дымка мешает им. А дымка сконцентрировалась в двух местах: возле амулета, висящего на шее брата Михаила (по лицу которого теперь ручьями струился пот), и камня Старшего Брата. Она втягивалась в амулеты, как настоящий дым! Открыв рот, я несколько секунд глядела на это, пока дымка полностью не исчезла, а гудение не прекратилось. По залу пронесся вздох облегчения. Старший Брат улыбнулся и поддержал за плечи несчастного бухгалтера, который, похоже, был вне себя от счастья, что все закончилось.

Однако фигура на полу хоть и потускнела, но совсем не угасла. Члены секты продолжали стоять на своих местах, покачиваясь, словно в трансе. По лицу Ольги Николаевны блуждала рассеянная улыбка. Так вот как она, значит, пыталась обеспечить успех своему предприятию по продаже картины… Только магия что-то не сработала!

— Я вижу в зале человека, который пришел сюда впервые, — произнес вдруг Старший Брат, и звук его голоса развеял наваждение. Люди на сцене открывали глаза и озирались, но с места никто не сдвинулся.

Старший Брат указал на меня и ободряюще улыбнулся. Я похолодела.

— Я вижу, сестра, что ты, как и все мы, страдаешь в этом мире и ищешь помощи. Не бойся, здесь тебе помогут. Поднимись к нам. Ну же, иди!

Не знаю, как это у него получилось, но ноги мои двигались против воли, как во сне. Я прошла между креслами и остановилась перед сценой, чувствуя устремленные на себя взгляды. Старший Брат покинул октаграмму и стоял на краю сцены, с улыбкой глядя на меня. Снизу он казался таким высоким, таким недоступным, таким… святым. Если бы я не ощущала так хорошо средоточие его могущества, находившееся у него аккурат над бровями, я бы, наверное, замерла от восторга. Потому я как могла старалась воспротивиться воздействию этой силы. Я же видела, что его личное обаяние — только часть образа, что здесь замешано что-то еще, непонятное и страшное. Куда лично я предпочла бы не лезть.

— Поднимайся же, — повелел Старший Брат. Я спиной ощутила недовольство сектантов: эта новенькая заставляет себя ждать. С удивлением я обнаружила, что зубы у меня сжаты изо всех сил. С трудом я заставила себя открыть рот.

— Спасибо, нет, — я набрала побольше воздуха и заставила зубы не стучать. — Я передумала. Мне не нужна помощь.

Зал затих. Если бы Старший Брат приказал, эти люди, наверное, растерзали бы меня на месте. Но в планы предводителя самосуд не входил.

— Жаль, — промолвил он и присел на краю сцены, оказавшись гораздо ближе ко мне. Мощь, излучаемая его амулетом, стала почти осязаемой. После ритуала с кровью она выросла, и выросла сильно. От нее мне становилось плохо, кружилась голова. Как же они это проделывают?..

Но гораздо больше любопытства меня терзало сейчас желание оказаться как можно дальше отсюда. И никогда, никогда больше этого не видеть.

— Я уверен, что мы еще встретимся. — Старший Брат поднял руку, и не успела я отдернуться, как он коснулся благословляющим жестом моего лба. Я вздрогнула, повернулась и, не чуя под собой ног, выскочила из зала. Надеюсь, бежала я не очень быстро…

На пороге дома культуры я немного отдышалась. Уже заметно вечерело, в небе сгустилась сиреневая пелена, пахнущая дымом. Где-то недалеко от города горел лес. Дождей не было уже давно…

Я села на скамейку и попыталась обдумать то, что сейчас увидела. Разумеется, Братство Хаоса — всего лишь оккультная секта, а ее руководитель — мошенник, каких поискать. Но я ничем не могла объяснить спецэффекты, которыми Старший Брат привлекал свою паству. Если бы это было кино! Но в том-то и дело, что и светящуюся октаграмму, и дымку, которая была скорее сгустившимся светом, и дымящуюся черную кровь — все это я видела наяву. Разве что в воздух зала подмешали какой-то галлюциноген?.. Но тогда у всех присутствующих были бы разные видения. Ну или схожие, но все-таки — разные.

А этот переливчатый камень… И эта звезда, которую я видела в поезде… Я ничем, ничем не могла объяснить впечатления, которое они производили. Легче было признать, что я сошла с ума. Но ведь я же могу видеть ауру давно умершего художника на картине и отличать ее от других? И это не морок, я этим деньги зарабатываю… Так почему же не быть каким-то другим вещам, к которым я восприимчива, в отличие от остальных людей?

От сумбурных мыслей меня отвлек телефон. Звонил Майк.

— Галка, ты где? Все еще в своем музее?

Я объяснила, где я. Братец понимающе хмыкнул — у меня создалось впечатление, что он откуда-то знал, где я только что побывала.

— Забрать тебя оттуда?