Георгий Полевой - Доктор Кровь

Девушка пристально смотрела на меня. Я снял с ее лица кислородную маску.

– Ты пришел убивать? – как-то обезличенно спросила незнакомка, как будто и не ее судьба решалась сейчас, не ее жизнь должен был оборвать увесистый кусок серебра.

Я только пожал плечами.

– Извини, тебе не повезло.

– Я уже поняла. Мне плохо… То в жар бросает, то в холод. Лихорадка и голова болит, и все суставы выкручивает… Странно, я никогда не думала, что они реальны!.. «Стефани Майер и компания»… – она горько усмехнулась. Потом разом поникла и дрогнувшим голосом произнесла тот самый, мучивший ее страшный вопрос: – Я… вампир? Стала упырем?..

– Да, – я был безжалостен. – То, что ты сейчас чувствуешь, – это процесс трансформации, перерождения организма человека – твоего организма – в нечто иное и смертоносное. Сейчас у тебя временное просветление. А потом начнутся судороги еще более страшные. Боль, которую ты будешь испытывать, не сравнится ни с чем земным. Возможно, что для тебя все закончится благополучно и ты умрешь от болевого шока… Ну а после – летаргия. Ты не умрешь – это, скорее, «стадия куколки», когда метаболизм изменяется окончательно. Она длится от двадцати четырех часов и до трех суток. После чего ты станешь кровожадным монстром. Но – не сразу. Между первыми двумя фазами полнолуния ты будешь понемногу покорять ту мощь, которую тебе дарует черное забвение. Один лунный месяц – двадцать восемь суток. Огромная физическая сила, молниеносная скорость реакции, способность видеть в темноте, поистине немыслимая регенерация и практически полная неуязвимость, мозг, работающий в режиме «драйва»! Круто?! После придет неумолимая расплата. В разгар следующего полнолуния ты почувствуешь неодолимую жажду крови и насилия. И начнешь убивать людей, которые станут для тебя всего лишь кормом – жертвами. А ты станешь охотником, безжалостным и кровожадным.

На девушку моя тирада произвела эффект тяжелого гидравлического молота. Ее плечи поникли под огромной тяжестью свинцовой судьбы. Маленькая человеческая трагедия. Что может быть банальнее и страшнее.

Я посмотрел в ее зеленые глаза – девушка за эти несколько минут словно бы повзрослела на несколько лет. Она отнеслась ко всему, что услышала, со спокойной обреченностью смертельно больного человека.

Черный зрачок дульного среза уставился прямо в зеленые глаза незнакомки. Осталось сделать два движения пальцами: большой палец отжимает рычажок предохранителя вниз, а указательный – плавно нажимает на спусковой крючок.

И все.

Конец еще одной маленькой человеческой трагедии.

Серебряные патроны вылетали из пистолета. Клац. Клац. Клац. Стальные цилиндрики со звоном катились по полу. Я остервенело дергал затвор, а из выбрасывателя сыпались патроны. Девушка удивленно уставилась на меня. Она ожидала совершенно иной развязки.

Что заставило меня изменить страшное в своей однозначности решение? Это не было «озарением» или какой-то «вспышкой». Просто все, о чем я думал все это время, обрело форму и смысл – в конкретном поступке. Я не хотел ее убивать.

Эта девочка и так натерпелась и уже практически похоронила себя. Судите сами: сначала на нее нападает кровожадный монстр, потом она впадает не то в горячку, не то в летаргию. А потом такой вот «жизнерадостный» субъект, как я, объявляет ей, что она и сама превратится в такое же страшное чудовище. И как с этим жить? Или – как умирать?

Может, я не хотел убивать то человеческое, что потерял в себе, и то, что оставалось еще в ней. Она перестала быть для меня человеком – только объектом исследований, абстракцией. Без имени, без прошлого – и без будущего. Так в гитлеровских концлагерях людей лишали имени и фамилии, присваивая номер. Номер вычеркнуть легче, чем уничтожить живую душу со всеми ее надеждами, страстями, памятью о прошлом и мечтами о будущем. Невольно и я стал соучастником тех эсэсовцев, что пытали людей, превращая их в объекты бесчеловечных экспериментов.

– Как тебя зовут? – этот вопрос разрушил черную магию обезличенности чисел.

– Кира.

– Интересное имя!..

– Родителям нравился писатель-фантаст Кир Булычев, вот и назвали в честь него.

– Да уж… А ты сама фантастику любишь?

– Конечно. Особенно о вампирах, – горько усмехнулась девушка, обретшая имя.

– А где сейчас твои родители?

– В Стокгольме, преподают в университете. Отец – квантовую физику, а мама – русскую литературу.

– Понятно… Кофе хочешь?

– Ага, а ты мне туда что-нибудь подмешаешь, да? Чтоб не мучилась?..

Господи, ну кто поймет этих женщин! Предлагаешь кофе, хочешь выглядеть перед ними галантно, а они начинают выдумывать невесть что. Я выразительно щелкнул клавишей затворной задержки «макарыча». Затвор клацнул вхолостую. Все патроны валялись на полу.

– Девочка моя, если бы я хотел, ты бы уже была мертва. Серебро на данной стадии еще не смертельно, но, облеченное в обтекаемую форму пуль весом пятнадцать граммов, будет так же эффективно, как и свинец в томпаковой оболочке.

– Из твоей вдохновенной речи я поняла, что убить ты меня уже и так мог, – вымученно улыбнулась Кира. – От кофе не откажусь. Только желательно меня отвязать от этого проклятого стола.

– Извини, – я снял серебряные цепи и эластичные ремни с серебряными нитями. – Да, и… Туалет и ванная – направо по коридору.

Кира вышла из ванной посвежевшая, в пушистом банном халате, вытирая иссиня-черную волну роскошных волос.

– Ну, и где твой кофе?

– Тебе сахара сколько?

– Две ложечки и шоколадку.

Мы сидели на кухне и пили кофе с шоколадкой. Кира улыбалась, шутила, на ее щеках играл легкий румянец, полные алые губы – воплощенная чувственность. Она красива, умна, иронична. И несчастна. Хоть девушка и смирилась со своей природой, но не верила мне. А я не верил ей. А как можно верить вампиру?

Кира рассказывала очередную смешную историю из своей студенческой жизни. Но внезапно на середине фразы ее скрутило, и она вырвала все то немногое, что успела съесть. Она упала: судороги искривили ее лицо, голова билась об пол, руки и ноги хаотично двигались. Изо рта шла розовая пена.

Твою мать! Я метнулся за аптечкой и вкатил девушке лошадиную дозу миорелаксанта. Судороги постепенно сошли на нет. Я подхватил ее на руки и положил на диван в соседней комнате. Многофункциональный операционный стол пока подождет: у девушки есть имя, а не номер подопытного объекта.

Киру нужно было спасать. Судороги означали только одно: процесс трансформации шел медленно, но неуклонно. Я воткнул иголку системы переливания крови себе в вену и начал с силой сжимать и разжимать кулак. Темно-вишневая струйка крови, пульсируя в такт ударам сердца, полилась в стеклянный отградуированный флакон. Обычно доноры сдают по триста пятьдесят – четыреста двадцать миллилитров за один раз. И при этом негативных последствий не наблюдается. Может возникнуть легкое головокружение… Ничего, пара бокалов моего любимого «Рубина Херсонеса» стимулируют процесс кроветворения.