Инна Живетьева - Вейн

Спрашивали у бабушки, деда, маминых подруг и коллег. Но никто не знал, что понадобилось ночью на Обводной и куда так отчаянно спешила Дарья Жданова.

Юрка возненавидел телефон. Он подкрадывался к нему на цыпочках, точно к спящему чудовищу, и шептал:

– Сволочь!

Телефон молчал, поблескивая лаковым корпусом.

Став постарше, лет в пять, осмелел и попытался убить пластмассового гада. Тот снова звонил, трели отзывались во всех уголках дома. Юрка придавил подушкой телефон.

– Замолчи! Сволочь! Замолчи!

– Ты что?

Дед взял за плечо и присел рядом на корточки.

– Юрик, что случилось?

– Пусть он замолчит! Гад!

Дед сунул руку за тумбочку, дернул – и стало тихо. Юрка продолжал давить, кряхтя от усердия.

– Что ты делаешь? – Дед хотел забрать подушку, но внук сердито отпихнул локтем. – Юрик, зачем?

Он глянул на него, такого большого и такого глупого. Пояснил:

– Я его задушу!

– Внучек…

Дед поднял его вместе с подушкой, понес в кресло.

– Маленький ты мой…

На следующий день вместо старого белого аппарата стоял новенький, ярко-зеленый. Юрка выждал, когда дед уйдет на работу, а бабушка займется обедом, и упрямо сдернул с кровати подушку. Пусть другой, они все – гады! Телефон спал, Юрка подобрался к нему. Сейчас… Поднял подушку и удивленно замер, держа ее на вытянутых руках.

На зеленую трубку наклеили картинку: щенок под огромным одуванчиком. У щенка были длинные уши и черный нос, рыжие пятна на морде и галстучек. Он смотрел проказливо, казалось, вот-вот вильнет хвостом. Юрка опустил подушку.

Телефоны он больше не душил, но все равно не любил, когда поздним вечером раздавался звонок. Становился раздражительным, ругался с бабушкой и даже хамил деду. Какое-то время это сходило ему с рук, отчего злость становилась только сильнее. Но однажды дед хлопнул по столу и отправил распоясавшегося внука, тогда уже второклассника, в угол. Юрка пошел, сердито вскинув голову, и из-за шкафа крикнул:

– Ее нет, и все! И не было! Никогда не было! Ушла, и пусть! Не хочу! Не надо мне ее!

Дед растерянно кивнул. Больше при нем о маме старались не говорить.

…Юрка сглотнул соленый комок и спрятал лицо в сгибе локтя. Калима все пела.

Ткали долго, покуда позволял дневной свет. Постукивала рама. Мелькал челнок, протискиваясь между нитями основы. Размеренные, монотонные движения. Медленно росло полотно.

Когда Калима дернула за цепочку, Юрка с трудом распрямил затекшую спину. Прядь сальных волос упала на лицо, и он раздраженно тряхнул головой. Поскреб шею под кожаным ремнем. Под ногтями скаталась грязь.

Хозяйка торопилась, Юрка плелся медленно, натягивая поводок. Ему спешить было некуда. Темнота юрты, пропахшая мясом и прогорклым жиром, надоела до изжоги. Место у двери обжил, как пес конуру. Скоро тявкать и выть начнет.

Аул был тих, воздух – до неправдоподобия прозрачен. Ветер, пахнущий травами, трогал разноцветные ленты на юртах.

Отодвинулся войлочный полог, открывая душную глубину с вызубренным наизусть убранством. Юрка попятился, замотал головой. Женщина раздраженно обернулась, глаза ее вспыхнули.

– Не надо, – попросил Юрка. Вспомнил угаданное слово, означающее «нет»: – Жок.

Калима что-то сказала. Он пожал плечами и показал на коновязь возле юрты:

– Блин, ну куда я денусь?

Женщина заколебалась. Пленник в последние дни вел себя тихо, особых хлопот не доставлял. Юрка вытянул руки, предлагая связать покрепче.

И вдруг – грохот, звон, крики! Испуганно обернулась Калима.

Старый шаман бежал, выпучив глаза, и лупил колотушкой в огромный бубен. За ним – жузги, из тех, что остались охранять поселение. Метались женщины, выкликая детей. А неподалеку, за юртами, вставал призрачный лес, все выше и выше, и вот уже деревья вымахали втрое против обычных.

Юрку окружили. Шаман тряс бубном у него перед лицом, кричал и брызгал слюной. Куда-то пропала Калима, мелькнул Ичин – его узкие глаза стали круглыми. Юрка испугался, что малька затопчут.

Рывок, натянулась цепочка – пленника потащили, он еле успевал переставлять ноги. Кругом вопили, дергали за куртку и волосы. В толпу ворвался жузг верхом на коне, подхватил Юрку и кинул в седло. Больно сдавил локтем горло, не давая шевельнуться. Из-под лошадиного брюха выскочил шаман со своим бубном, и перепуганный конь шарахнулся, давя людей. Вынырнула растрепанная Калима, швырнула бокшу. Сумку перехватил всадник.

Тряхнуло – лошадь пошла галопом. Жузги отстали, громко выл за спиной шаман. Лес приближался, обретая цвет, форму, запах. Огромные деревья упирались в небо раскидистыми ветвями. Ствол в несколько обхватов неожиданно возник перед лошадиной мордой, и конь взвился свечкой. Юрку толкнули с седла. Он больно ударился коленями и локтями, зарылся в палую листву и остался лежать. Суматошно колотилось сердце, а когда успокоилось, оказалось, что кругом очень тихо. Ни голосов, ни грохота бубна.

Юрка осторожно приподнялся. Всадника не было. Аула тоже. Куда ни глянь – великанский лес.

– Приехали!

Коснулся дерева – настоящее, серая кора крошится под пальцами. Юрка запрокинул голову, пытаясь разглядеть верхушку, и не смог. Ни хрена себе размерчики! Божья коровка затопчет. В горле пересохло, и он шумно сглотнул. Тогда какие тут хищники?! Метнулся, прижался спиной к стволу и в панике зашарил взглядом. Никого. Даже птиц не слыхать.

– Трусишка зайка серенький.

Губы слушались плохо, сказал погромче:

– Дурак!

Огляделся уже спокойнее и заметил сумку. С такой Азат ездил на пастбище – с длинной ручкой, на боку узор: ромбики и лошадки. Вытряхнул ее содержимое на лиственный ковер. Свертки из промасленной ткани, фляжка, что-то пестрое, моток веревки, огниво. Последним вывалился нож в кожаном чехле. Рукоять деревянная. Лезвие с узким кончиком, заточено отлично. Намного лучше, чем та безделушка, что отобрали когда-то.

На ощупь вставил кончик ножа в замок на ошейнике, попробовал шевельнуть. Не получалось, нажал посильнее, и острие соскользнуло. Юрка испуганно замер, чувствуя, как побежала вниз теплая капля. Чуть резче, и… Его передернуло.

– Нет уж, на фиг!

Оставил замок в покое и попытался разрезать ошейник. Лезвие скрежетнуло по проволоке. Юрка стиснул зубы и продолжил пилить, стараясь держать нож подальше от шеи. Было трудно дышать, приходилось останавливаться, чтобы откашляться и передохнуть. Отлично закаленная проволока не поддавалась, зато из ранки сильнее потекла кровь.

– Чтоб тебя!

Поднял цветастую тряпку. Маленькая рубашка, по размеру – на Ичина. Так вот что за сумку швырнула Калима. Чувствуя непонятную вину, Юрка распорол рубаху на ленты. Обмотал шею, заодно спрятав цепочку.