Инна Живетьева - Вейн

Стас хриплым шепотом рассказывал:

– …если все правильно скажешь, выйдет из башни князь. Одежда истлевшая, шлем ржавый, вместо лица череп. Кости скрипят, и могилой пахнет. Идет прямо на тебя, хоть где стой. В руке меч блестит как новенький. Тут, главное, не испугаться, а поклониться ему по старому обычаю, прощения попросить, что разбудил. А то разгневается и голову тебе с плеч отмахнет.

– Ну вас! – взвизгнула Анька. – Я больше в крепость вообще не пойду!

Венька издевательски захохотал.

– А я пойду, – сказала Талка. – Врет он все.

– Я – вру? Да хоть кого из стариков спроси!

Егор пристроился под самой крышей, и ему была видна Талкина спина в низком вырезе сарафана. Когда Талка шевелилась, то показывалась белая полоска от купальника, очень яркая на загорелой коже. Егор отводил глаза, но через минуту спохватывался, что все равно смотрит. Чертыхнулся про себя, вытащил длинную травинку и осторожно провел вдоль позвонков. Талка передернула лопатками, прогоняя «насекомое». Алка, сидевшая напротив, усмехнулась.

Родька растопырил пальцы и поднес к фонарику. На стене зашевелилось многоногая тень.

– Паук, – сказал Захар.

– Осьминог, – возразил Стас. Он всегда спорил.

Скрещенные руки изобразили лебедя, потом – голову петуха, и Стас громко кукарекнул. Вытянулась гусиная шея, поводила из стороны в сторону маленькой головкой и превратилась в зайца. Заяц смешно дрыгнул лапами и перекинулся в козлиную башку. Сунулся Венька, подставил руки, добавляя козлу туловище и коротенькие ножки.

– А вот хвост, – мизинец медленно развернулся в другую сторону. – Ой, не хвост!

– Дурак, – сказала Алка и треснула его по шее.

Родька выключил фонарик – дождь закончился, в оконца пробивался свет.

– Пошли, а то Хрумчик грозился под замок посадить. Знаете, как нам позавчера влетело?

Заныл Стас. Попытался подначить интернатских Вэлька, которому можно было до начала учебного года не бояться директора.

Талка повернулась и посмотрела на Егора. Он быстро уронил травинку.

…Егор опустил руку – тень слилась со столом. Где сейчас Родька? Успели эвакуировать интернат? Там же совсем мелкие. И многие – дети военнослужащих.

Вошел отец.

– Ты? Был приказ отдыхать.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Отец сел к столу и снял фуражку.

– Слушаю.

Егор по-ученически выпрямился.

– Папа, ты сам понимаешь – никто больше не дойдет. Местность они не знают. А я все облазил. Сначала можно тропками, через овраги. Потом на старую пасеку. Оттуда – на Петухово.

Отец ослабил ремень портупеи, расстегнул пуговицу у ворота.

– Давно надумал?

Егор кивнул.

– Почему раньше молчал?

– Ты бы все равно не пустил, пока другие не попробуют.

Отец невесело усмехнулся и сжал пальцами переносицу. Глаза у него были красные с недосыпа.

– А сейчас, значит, пущу?

– Да. И не говори, что я ребенок. Я подготовлен лучше, чем половина твоих призывников. Они всего на три года старше меня.

– Егорка…

– Да, я твой сын! Вот именно! Это нечестно, папа!

Отец вдруг выругался на незнакомом языке. Егор удивленно моргнул.

– Карту дай.

Развернулся огромный лист.

– И что, не страшно? – спросил подполковник.

Егор шевельнул плечом.

– Страшно, конечно. Зато осторожнее буду.

Дрогнула крепость, принимая еще одну мину.

– С тобой пойдет сержант Дорош, – сказал отец, смахивая с карты мусор. – Завтра, в четыре утра. Смотри сюда…

– Я был уверен, что отец отпустит.

Егор замолчал.

Пока он рассказывал, лошадь свернула к обочине. Еле тащилась, пытаясь дотянуться до травы. Колеса сминали густо растущий осот, тугие листья щелкали по спицам. Спохватившись, Юрка тряхнул вожжами.

– А потом что?

Егор поскреб ямку на подбородке.

– Потом… Как видишь, тут сижу. А они там воюют.

– Так ты пошел к рации?

– Да.

Рассвет – красная нитка на горизонте. Тускло горят звезды. Белым светом заливают подступы к Старой крепости прожектора. Вспыхнула и погасла в небе ракета.

– Попрыгали, – скомандовал Дорош и сам несколько раз подскочил на месте.

Ничего не зазвенело и не брякнуло, но Егор все-таки перестегнул туже ремень, который оттягивали пара гранат, пистолет в кобуре и чехол с ножом. Повел плечами – рюкзак сидел удобно, автомат не мешал.

Отец отбросил так и не зажженную сигарету.

По узкой лестнице, в затылок друг другу, спустились на подземный ярус. Влажную темноту разрезали лучи фонариков. Желтые круги плыли по стенам, ворсистым из-за белесого мха. Ноги скользили по мокрой глине. Прошли два караула: пароль – отзыв. Последний, третий, стоял у самого лаза. Солдат шагнул в нишу, пропуская.

– Удачи! – не по-уставному сказал подполковник.

Дорош, опустившись на четвереньки, пополз в дыру. Мелькнул и пропал огонек – фонарик сержант держал в зубах.

Отец взял Егора за плечи, притиснул к себе, как тогда, в лагере, после бомбежки. Железная бирка вдавилась в кожу, но Егор не шелохнулся.

– Иди.

Отец разжал руки.

Из черной дыры тянуло застоявшимся воздухом, пахло сырой землей. Егор зажег фонарик и нырнул в полузасыпанный ход. Обрушившиеся балки застряли под углом, и приходилось то протискиваться под ними, то переваливаться сверху, задевая рюкзаком низкий свод. Сыпалось на спину, капало. А вот и крутой поворот. Егор извивался, с трудом пропихивая автомат. Подивился: как же пролез Дорош?

Сержант ждал у выхода. Выбросив руку назад, он закрыл ладонью фонарик. Егор торопливо щелкнул кнопкой.

– Ползком, – шепнул Дорош и скатился на дно оврага. Еле заметно качнулись ветки тальника.

Егор скользнул следом.

Дважды пришлось выжидать, когда пройдут патрули. Лучи от фонарей лениво шарили по листве. Егор прикусывал грязные пальцы, стараясь дышать как можно тише. Сержант прикрывал глаза и становился недвижим, точно пень. Лучи скользили дальше, Дорош отмирал, и они снова ползли по дну оврага.

Уткнувшись в заросли молодого тальника, сержант жестом показал: «Наверх!» Но Егор мотнул головой и подался вправо. Там пахло мокрым железом, шумел ручей. Стоило отодвинуть ветки – показалась труба. Егор стянул рюкзак и пополз под нее, толкая ношу перед собой. Жидкая грязь потекла за пазуху.

Эту дорогу открыл Родька. Тогда тоже носились над головой патрульные, и Венька орал за деревьями: «Падай, ты убит!» Перемазались, как поросята, и влетело от мамы за порванную футболку, зато победили.

Рюкзак уперся в стену. Егор повернулся, втискиваясь между кирпичной кладкой и трубой. Бедный Дорош, ему придется труднее. Задел плечом первый сварочный шов, второй… вот и четвертый. Егор толкнул рюкзак, и тот мягко провалился. Тут был технический лаз – колодец глубиной пару метров. Сверху, сквозь забитую листвой решетку, сочился свет. К нему вели скобы, вбитые в стену.