Инна Живетьева - Вейн

– Чего, а?

– Вроде обратно едем, – сказал Егор.

Евсей успокоил:

– Все правильно, так отец Михаил наказывал. Тамошний узел подальше будет, но оно спокойнее.

Уснуть уже не получилось. Через час с небольшим показались крыши деревушки победнее той, в которой ночевали. Евсей спрыгнул с телеги, согнал мальчишек и свернул в поле. Объехав, долго тряслись по колдобинам, пока не выбрались на дорогу. Солнце уже подбиралось к зениту, а пейзаж все не менялся: справа березы да осины, слева – крохотные озерца, осот и камыши. Наставник Евсей сидел впереди с вожжами и клевал носом.

Егор измаялся от безделья. А Юрка ничего: лежит, смотрит в небо и чему-то улыбается.

– Как дома, – сказал он. – Мы так за сеном ездили.

– Для коровы? – спросил Егор, вспомнив Буренку тетки Лозы.

– Лошадей! Знаешь, какой там Алый! Умный, черт, и хитрый.

Потянулось длинное озеро, густо заросшее по берегу камышом. Выплыли из-за островка утки, какое-то время держались вровень с телегой, потом отстали.

– Скучаешь? – спросил Егор.

– В смысле?

– Ну, по дому.

– Нет!

Егор не поверил.

– Слушай, а кто это такой – Виктор Зеленцов?

– Не твое дело!

Что за человек! Ничего спросить нельзя!

До привала они молчали.

Евсей остановил телегу возле небольшой поляны. Вокруг старого костровища лежали коряги, приспособленные для сидения. Дерево поблескивало, отполированное штанами путников.

Юрка умело распряг лошадь и отправил пастись. Егор сходил за водой – неподалеку журчал обложенный камнями родник. Евсей тем временем выложил на тряпицу полбуханки хлеба, сыр, огурцы, головки лука. Сели кружком.

– Я и не думал, что вы поводырь, – сказал Юрка. – Не скучно с таким даром в монастыре?

Евсей удивился:

– Скучно?

– Ну да, все время одно и то же. А можно – ого-го!

– Каждый вейн выбирает свой путь. Мой – служить Всевышнему и ждать, когда ему понадобятся мои способности, им же подаренные. Вот как сейчас.

Юрка выбрал огурец покрупнее, хрупнул им и спросил с набитым ртом:

– А такого вейна не помните, Дан Уфф зовут?

– Как же! Однокашник мой.

Юрка закашлялся, подавившись, и Егор стукнул его по спине.

– Блин, круто! А он чего не рвется служить? И вообще амулеты носит. Как их… языческие!

– Вейны, к сожалению, часто бывают суеверными. Они живут в нескольких мирах и с несколькими богами в душе. Это грех, и я молюсь за своих братьев.

– Нужны Дану ваши молитвы! А Шэт – это кто?

Евсей быстро перекрестился.

– Один из падших ангелов.

– А пресветлая Иша?

– Святая, чудотворница, покровительница сирот. Много добра людям сделала. Она – как образ матери для тех, кто был ее лишен. Если хочешь, я расскажу или дам прочесть ее житие.

– Не надо, – отказался Юрка. – И так все ясно.

Евсей поднялся.

– Ну, тогда поехали. Благослови Всевышний!

Снова тряслись в телеге. Теперь оба спутника сидели впереди, Егор слышал, о чем они говорят.

– По их разумению, чем больше ориентиров знаешь, тем больше тебя ценят. Особенно если другому они неизвестны. Ну, навроде ты один туда можешь попасть, тебе и слава, тебе и деньги. Никто, ясное дело, делиться не желает. И встречаться друг с дружкой опасаются – вдруг маячок подвесят? Их, кто эдакое делать умеет, не любят. В таком таланте лучше и не признаваться, не ровен час, шею свернут. Так, на всякий случай.

– Конкуренция, – подсказал Юрка.

– Не без того. Суета.

Евсей причмокнул губами на сонную лошадь, пошевелил вожжами.

– Еще, видишь, какая закавыка, очень уж разнятся те, кто на Середине рожден, и пришлые. Первые вроде свои, тутошние. А другие…

– Понаехали.

– Ну да. Этим, которые с других миров, тоже в обиду: здешним-то выбирать не приходилось. Живут себе и живут. А им, как срок выйдет, или родню бросай, дом, или дар бесполезным станет. Попробуй, привыкни, когда только что все дороги на выбор. А женку с детьми за собой перетащить не у каждого вейна-поводыря получится – из своего мира хуже всего тянуть. Да и обживаться на новом месте не всякая баба согласится. Чай, не с одного конца улицы на другой переехать. Все чужое, язык и тот забудется. А куда без корней?

Егор слушал и думал об отце. Представлял, как вернется домой и скажет: «Папка, спасибо!» Ведь представить жутко: он бы даже не помнил Пшелес. Не было бы Ольшевска, Верхнелучевска, множества гарнизонов, в которых довелось пожить. Родьки бы не было, Талки, друзей-приятелей.

Заскрипела телега – это монах растянулся на подстилке из соломы. Вожжи перехватил Юрка.

– Сосну чуток, – сказал наставник.

Придерживаясь за обрешетку, Егор пробрался вперед и сел рядом с Юркой. Тот покосился недовольно.

– Чего надо?

– Спросить хотел. Как думаешь, Дан придет за тобой в скит?

Юрка поскреб обожженную щеку.

– Да на черта я ему сдался?

– А Грин должен, – больше себе, чем соседу, сказал Егор.

– Повторяй это каждый день перед сном, – язвительно предложил Юрка. – Глядишь, сработает.

– Что ты как!..

– То! Поплачь еще! Соскучился, не соскучился… Мамочка-папочка у него там остались, ай-яй-яй, горе какое!

Егор вцепился в скамью, чтобы не вмазать Юрке по роже.

– Я же говорил, у нас война.

– Заладил… Ну и что? Зато ты можешь вернуться. В принципе.

Егор вспыхнул:

– «В принципе»? А ты хоть понимаешь, что это такое – война? Не в книжках-кино, а на самом деле?

– Нет, и что дальше?

– Заткнись, вот что!

Вранье все: первый бой, а руки не дрожат, и совсем не страшно. Просто фигурка в темно-сером обмундировании упала, не добежав до крепости. Егор передернул затвор и взял на мушку следующую. Толкнуло отдачей. Зейденец схватился за живот и рухнул на колени. Егор чертыхнулся, но добивать не стал: патроны нужно экономить.

Взвизгнуло, брызнуло каменным крошевом – пуля пришлась в край бойницы. Остро чиркнуло по подбородку. Егор промокнул ссадину о плечо, подумав злорадно: «Мазилы!» – и снова прицелился. Как в тире. Даже мысли не мелькнуло, что это – люди, что они стреляют в ответ из настоящего, не учебного, оружия.

Потом штурм затих. Егор сидел, навалившись на стену, и разминал уставшие пальцы. Они пахли порохом и ружейной смазкой. Камень грел спину сквозь футболку. Болело плечо, в которое упирался приклад. Рядом переговаривались, булькали водой во фляжках, с кряхтением стягивали сапоги, матюгались, стонали. Дым над лагерем давно рассеялся, самолеты не летали, и казалось – все кончилось. Когда к ним спрыгнул лейтенант, Егор посмотрел на него с улыбкой. Думал, тот скомандует: «Отбой! Выходим из крепости». Но Миддель снял фуражку, вытер лоб и сказал:

– Смену привел. Идите отдыхать.

Для сна отвели место на нижнем ярусе древней казармы. Там уже лежали вповалку с десяток солдат, пришлось их потеснить. Егору бросили камуфляжную куртку, он свернул ее и запихнул под голову. Закрыл глаза – и поплыла дорога, по которой спешил в Верхнелучевск, заблестели разбитые стекла автобуса, мелькнула желтая косынка, трепещущая на ветру. Талкин голос спросил с укором: «Почему ты меня не нашел?» Родька сощурился: «Слабо! Не пройдешь! Там же крысы. Увидят, что ты один, и ка-а-ак кинутся!» Егор хотел возразить, что нет тут никаких крыс, но язык не ворочался.