Инна Живетьева - Вейн

Он торопливо обулся и выскочил в коридор.

– Эй, ты где?

Голос разнесся по зданию. Ни ответа, ни отзвука шагов.

Юрка мельком заглянул в ту комнату, где были вчера, проверил директорский кабинет и сбежал на первый этаж. Сунулся в кладовую.

Никого.

Потер лоб, разгоняя остатки сна. Куда мог запропаститься Натадинель? Может, он в школе? Бегом пересек поляну, одним прыжком взвился на крыльцо и рванул тяжелую дверь.

– Ты тут? Егор, твою мать!

Вестибюль отозвался эхом.

Ушел. Обманул, как маленького! Юрка с размаху ударил по косяку, ссадив костяшки. Ну и что теперь делать? Бежать следом? Ага, Натадинель наверняка уже в городе, у мамочки под крылышком.

От обиды в горле набух комок.

– Ну и пошел к черту, не навязываюсь! – крикнул Юрка.

Сел на ступеньку, упершись локтями в колени.

Дробно разносился стук дятла. Суетливо орали птицы. Ползла вверх по балясине гусеница, даже она куда-то торопилась. Юрка ткнул пальцем, и гусеница свалилась в траву.

Можно было уйти прямо сейчас, узел он найдет запросто. Но очень хотелось посмотреть в рожу этому подполковничьему сыночку.

Юрка встал и задумчиво огляделся, выбирая между школой и интернатом. Снова поднялся на крыльцо.

Через разбитые окна солнечный свет беспрепятственно заливал вестибюль. Наверх уходил широкий лестничный пролет с массивными перилами. Стену справа занимал стенд, озаглавленный: «Мы ими гордимся!» Пошел вдоль него, разглядывая черно-белые фотографии в три ряда, от мальков до старшеклассников. А вон та девочка ничего. И эта, с косой через плечо, тоже. Юрка всмотрелся и присвистнул. Ну точно она, хотя тут и не разберешь, что рыжая. Вот и буковки: «Талина Карагарлицкая».

За стендом начинался коридор. С одной стороны окна, с другой – двери. Таблички: «1А», «1С». Надо же, совсем как у них, только литеры пузатенькие, с «хвостиками», и другой алфавитный порядок. Заглянул в класс, обозначенный буквой «Е». Маленькие деревянные парты сдвинуты в угол. Вдоль стены – козлы, стремянка, ведра с засохшей известью. Юрка прикрыл дверь и пошел наверх.

Второй этаж пугал сразу: «Учительская», «Директор», «Завуч по внеклассной работе». Туда заходить не стал, двинулся по коридору, скользя взглядом по табличкам. «Кабинет истории», «Кабинет пшелесского языка», «Кабинет математики», «Кабинет географии». Кстати, идея!

Здесь ремонтные работы уже закончились, и темно-синие, недавно выкрашенные парты выстроились в три ряда. Они показались Юрке громоздкими после привычных столов на трубчатых ножках. Шкаф приткнулся в дальнем углу. Изнутри к застекленным дверцам были прикреплены карты. На одной створке две половинки географической с очень знакомыми очертаниями материков, на другой – кусок экономической в укрупненном масштабе. Внизу, в просвете, виднелись корешки учебников.

Дверца скрипнула. На верхней полке стояла пара глобусов и лежали длинные бумажные трубки. Юрка порылся, но плана Верхнелучевска не обнаружил. Захлопнул шкаф с досадой. «Экономическая» створка оказалась перед глазами: «Лучевская область».

Отколол лист, расстелил на ближайшей парте. Крышка брякнула в пазах, и Юрка с интересом ее приподнял. Открылся пустой ящик. На дне его было вырезано: «Родион Массель». Усмехнулся, водворяя крышку обратно.

Карта походила на ту, что распечатала Кира, но была не такая подробная. Юрка, приноравливаясь к мелким буквам, нашел Верхнелучевск, но ни интерната, ни Старой крепости не обнаружил. Ругнулся в голос.

Поленившись возвращаться к шкафу, скомкал и засунул бесполезную карту в ящик. Придавил крышкой.

В пустом коридоре Юрка засвистел, но тут же вспомнился совет Дана: «Если невмоготу – пой». Тьфу ты, черт!

Съехал по перилам на первый этаж и прошел мимо стенда, поглядывая на фамилии. Масселя, конечно же, нет. Что неудивительно: либо ты парты ножиком режешь, либо тобой гордится школа.

В интернате потыкался из двери в дверь. За одной оказалась столовая. Там пахло чем-то кислым и на дальнем столе громоздилась немытая посуда. Рядом с окном раздачи висел график дежурств. На кухне Юрка пошарил по шкафам и заглянул в ларь, отвалив тяжелую крышку. Еды не нашел. Покрутил вентиль на кране. В трубе заперхало, загудело, и тонкой струйкой потекла вода цвета ржавчины. Юрка подождал, когда она посветлеет, и напился.

Позавтракал – или пообедал? – кашей из контейнера и снова бухнулся на койку.

Со стола свисал пятнистый рукав, мозолил глаза. Виднелся арбалет. Надо же, все-таки оставил Натадинель свою любимую цацку! Юрка перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Спать не хотелось. От тишины ломило затылок.

Чертыхнувшись, он сел. Сердито дернул камуфляж, сбрасывая со стола. Покатилось что-то по полу, звякнуло о ножку кровати. Компас. А под курткой пряталась карта с жирно прочерченной линией от интерната к узлу. Снизу, на полях, приписка на всеобщем: «До завтра не вернусь, уходи. Спасибо за все».

Ах, «спасибо»!

Юрка в бешенстве сгреб карту и швырнул ее через комнату. «Спасибо», черт бы его побрал! Кулаком сбросил со стола пустой контейнер. Еле удержался, чтобы не отправить следом арбалет.

– Ну, я тебе это «спасибо» припомню!

Пусть только появится Натадинель! В рожу ему, без разговоров!

Равнина – от края до края. Серо-зеленая, в темных пятнах подорожника, с фиолетовыми крапинками клевера и желтыми – львиного зева. Небо над ней высокое, бесконечное. Гуляй, ветер! Эх, броситься бы за ним, как щенку, одуревшему от сидения на цепи, чтобы лапы заплетались от восторга и визг рвался из глотки. Но Дан лишь выдохнул, очищая легкие от безжизненного воздуха Цитадели, и с шумом втянул степной запах.

– Нравится? – спросил с такой гордостью, точно все это создал сам.

Хельга мотнула головой – то ли «да», то ли «нет», не разберешь.

Устала девочка. Мало радости идти через мертвую крепость и настороженно следить: пора лупить вейна по морде или он еще соображает.

Дан снял с плеча арбалет и сбросил куртку.

– Привал.

Ничего, скоро догонят паршивца. А пока можно лежать на теплой траве, щурясь на солнце. Слушать хоровой стрекот кузнечиков и сольную партию басовитого жука. Смотреть, как плывет по небу полупрозрачное облако. Неторопливо, вольно – знает, что не попадет в клещи горных пиков. Дан улыбнулся, повернувшись к спутнице, и его хорошее настроение испарилось. Хельга сидела, обхватив колени. Спина сгорблена, косы растрепались. Притаилась в уголке губ морщинка.

– Думаешь, раз вейна, то все легко? – спросил Дан, не пытаясь скрыть раздражение. – Из узла в узел, свободная, как птичка?

Молчит. Хоть бы огрызнулась, и то дело!

– Испугалась, так возвращайся к отцу Михаилу!

Даже на это не ответила.

– Ну, что случилось?