Кирилл Кащеев - Повелительница грозы

Сзади ее крепко взяли за плечо – и отодвинули в сторону. «Близнецы», как всегда, были вместе, одновременно уставились на загадочным образом лишившиеся желтка яйца. Кожа на их и без того худых лицах натянулась так, что сквозь запавшие щеки проступили кости черепа. Казалось, оба просто вдруг взяли и умерли. От какого-то невозможного потрясения! Как в старину в Англии говорили о людях, погибших при встрече с призраками: «from fatal amazement»! [9]

– Вы знаете, что это значит? – дрогнувшим голосом спросила Ирка.

Но «близнецы» молчали – только пялились на скорлупки, иногда закрывая и открывая глаза, будто надеясь, что те исчезнут.

А у Ирки вдруг стало все складываться.

– Я помню, читала! – забормотала она. – Он велел ей убрать зерно с поля, но забыл сказать, что зерно убирается вместе с колосьями. Поэтому, когда он утром встал, колосья так и росли на поле, но ни одного зернышка в них не было…

– Ирка, что ты бормочешь! – Танька вскочила и теперь тревожно заглядывала ей в лицо. – Кто – он? Какие колосья?

– Давай рассуждать, – торопливо сказала Ирка.

– Давай, – разглядывая ее со все большей обеспокоенностью, кивнула Танька – кажется, предложи подруга сейчас слетать на Луну, она бы тоже согласилась.

Ирка подождала немного, ожидая, что та как раз и начнет рассуждать. Но Таньку история с Богданом вовсе подкосила – она молчала.

– Во-первых, ты сама сказала, что все неприятности начались, когда я сняла Айтова дракончика. – Ирка для верности загнула один палец. Она и не заметила, что после этих слов «близнецы» неожиданно оторвались от созерцания скорлупок и уставились на нее с изумлением. Да и Вук с Мыколой стали поглядывать как-то странно…

– Потом громовницы, на которых вдруг стало можно гадать, хотя обычно нельзя, потом кобры, которые на Андрея напали, потом мои медяницы, «кужевая – межевые»… – уставившись неподвижным взглядом прямо перед собой, Ирка бормотала как безумная. – И Федька! – Она сама себе влепила ладонью в лоб. – Конечно, Федька!

– А чего я-то? – несколько испуганно прогудел веснушчатый богатырь.

Но Ирка его не слушала.

– И яйца, конечно, яйца… Теперь все понятно… Только совсем не понятно… Зачем это все надо? Это же глупость! – и она уставилась на «близнецов» таким яростным взглядом, что те шарахнулись.

– Та яка ж там глупость – то безумство якесь! – раздался возмущенный бабкин голос. – Ты, Яринка, завсим того, чи що? Що ты там бормочешь, заместо того, шоб яишню жарить? Яиц нащо столько переколотила, перепугала усих… – Бабка покосилась на богатырей, явно требуя подтверждения своих слов.

– А… Э… – переглянувшись с Мыколой, протянул Вук, – а это… К такому шикарному столу, мадам… Наливочки не найдется? Домашней? В погребе?

– Наливочки вам? – подозрительно прищурилась бабка. – Чи вы меня звидси спровадить хочете?

– Как можно, мадам…

Но бабку было уже не остановить.

– Та що ж таке робыться в моей собственной хате! Я готовлю, стараюся… Варенички на Масляну – ось вам варенички! Сальца захотелось – так ось воно, сальце, то ж не сальце, то ж чистое золото, хиба що белое! Ще хлебчику домашнего… Ирка! Ты спекла хлеб? – переключилась она на внучку.

– Хлеб? – Та захлопала глазами. Какой еще хлеб, зачем, когда она уже почти обо всем догадалась, да еще сама, без помощи Таньки! Ну да, Дина пекла хлеб… И вроде духовка работала… Ирка поднялась и направилась к печке. Распахнула дверцу духовки – и громко выдохнула сквозь зубы.

– Вот это да! – потрясенно охнул Еруслан.

Бережно держа хлеб на вытянутых руках, Ирка поставила на стол настоящее чудо. Высоченный и широченный каравай возвышался гладким-гладким, как обточенное стекло, куполом. По краю его обвивала изящная плетеная косичка из теста. Ровненькая светло-коричневая корочка лаково блестела, слегка бликуя под светом лампы. По кухне поплыл одуряющий аромат свежей выпечки.

– Оце так! – Позабыв про недавние обиды, всплеснула руками бабка и… хищно схватилась за нож. – Щас така вкуснятина буде – ну як раз заради праздничка! – И вскинутый над ее головой нож ослепительно сверкнул.

– Нет! Не надо! – отчаянно гаркнул совершенно незнакомый мужской голос – и сильная рука поймала бабку за запястье.

В то же мгновение роскошный каравай выхватили из-под ножа, кухонное окно распахнулось, и хлеб, блеснув лаковыми печеными боками, вылетел во двор и ухнул в снег.

– Вы шо ж таке робыте! – заорала бабка и тут же осеклась, разглядывая того, кто держал ее за руку. Ее угольно-черные брови поднялись под крашеную челку. – Ты дывы, а я-то думала вы з братцем вовсе немые! Чого ж ты раньше-то мовчав?

– А раньше все в порядке было… – внимательно глядя на вцепившегося в бабку «близнеца», пробормотала Ирка, которую с утра все сносило куда-то в сторону уроков английского [10].

– Если бы вы хоть корочку этого хлеба надрезали, – закрыв окно, отчеканил второй «близнец». – Нас… и их всех тоже, – он кивнул на богатырей, – выкинуло бы отсюда к Табитиевой матери!

– У повелительницы Табити-Змееногой нет матери, – тихо сказал Вук.

– Вот именно туда бы нас и выкинуло! – сказал первый «близнец», и его губы растянулись в неприятной длинной улыбке, открывая мелкие острые зубы.

– Чтоб не вмешивались, – добавил второй.

– И помочь не могли, – подхватил первый.

– А кто… Кто бы остался? Здесь, в доме? – тихо спросила Ирка.

Но «близнецы», кажется, выдохлись от непривычных разговоров, потому словами не ответили, зато очень выразительно посмотрели на нее.

– Но зачем? За что? – растерянно переспросила Ирка.

Последовало долгое молчание.

– Сама знаешь, – явно сделав над собой гигантское усилие, наконец пробурчал один из «близнецов».

Ирка подумала – и покачала головой:

– По части разгадывания загадок у нас Танька. Но сейчас она в растрепанных чувствах…

– Ничего я не в растрепанных… – пробурчала подруга.

– Может, и нам объясни, что тут за дела? – лениво поинтересовался Вук, но за этой ленью отчетливо чувствовался гнев.

– И я послухаю! – подскочила бабка. – Що тут таке робытся, що ценный продукт за окошко летает?

Ирка открыла рот… и закрыла. Вот как у Таньки получается излагать – все ясно, понятно, одно за другое цепляется. А у нее в голове кружатся разрозненные факты – нет, сама-то она уже все сообразила, но как объяснить другим?! Да еще в присутствии бабки, которой и вовсе ничего знать не следует!

– Я… Я сама еще не очень поняла… – промямлила она и в поисках поддержки покосилась на «близнецов».

Но те только дружно затрясли головами – лица у них снова стали жалобными и глубоко обиженными.

– Не может быть. Я не верю, – наконец пробормотал один.

– Во всяком случае, такого уже тысячу лет не было! – добавил второй.